5

О Хуане Рульфо я знала лишь то, что он мексиканец и магический реалист, которого необычайно высоко ценил Габриэль Гарсия Маркес. Тем большим сюрпризом оказался сборник рассказов «Равнина в огне». Маленькие истории «маленьких» людей, сплетающиеся в Историю. Окошки в жизнь Мексики первой половины 20-го века, времени и места практически незнакомых с литературной точки зрения. Будто бы множество голосов поёт песню, мотив и слова которой ты постепенно разбираешь. Мотив довольно простой и грустный. И слова – под стать. Бедность, засухи, неурожаи, неплодородные земли равнины, нередко – голод, на фоне этого «маленькие трагедии»: болезни, потери близких, смерти, обиды, разочарования, предательства, убийства из ревности, из мести, а то и просто так, потому что жизнь уже замордовала – дальше некуда, а тут ещё человек под горячую руку попался, потом – раскаяние и муки совести или же спокойная готовность принять за свои дела адские муки.

Герои Хуана Рульфо – верующие католики, и это важно. Равно как важно и то, что они мексиканские католики, в чьем мировоззрении много не только от католицизма, но и от представлений коренных жителей Мексики – индейцев. Поэтому, человек может и молиться Деве Марии, надеясь на чудо, и убивать по закону «кровной мести». В этих простых и не склонных к рефлексии и сложным умствованиям людях все же есть и «нравственный закон», другое дело, что нравственность в этом краю – особая, будто бы раскаленная лучами нещадно палящего солнца и пропитанная пылью равнины. И этот нравственный закон, каким бы он ни был, никогда не пересиливает страстей, и трудно оценивать, всегда ли это плохо.

Герои «Равнины…» - дети природы, они бывают горячи как мексиканский полдень на равнине и холодны как скалы ночью в горах, нередко единственным правилом в их жизни становится закон выживания, но тем удивительнее наблюдать у тех же самых людей поступки, совершенные по законам совести, любви и добра.

Абсолютно никакой магии, кроме магии умелого рассказчика. Рассказы лаконичны чуть ли не до сухости, никаких цветистых сравнений, запоминающихся диалогов, никакой нарочитой литературности. Рассказы запоминаются не удачно найденными образами и метафорами и не афоризмами, а жизненными историями и характерами. Такими, как есть. Без оценок. Перед глазами встает история целого края, сотканная из ниточек-судеб. И пут происходит невероятное – меня, читателя, которому не близки ни время, ни место, ни герои, по сути, отстраненного наблюдателя вдруг переполняют сочувствие и печаль. Сопереживание ещё усиливается после прочтения «Равнины в огне» - центрального рассказа, давшего название сборнику. Невозможно стало отстраняться от этой истории повстанцев, поднявших бунт, столь же бессмысленный и беспощадный, как и русский бунт. Рассказ без прикрас, без идеологии, без героизации как «революционеров», так и солдат-федералов. Невозможно было быть ни за «красных», ни за «белых», и только бесконечно жаль сельских бедняков, у которых сгорали в огне пожарищ последние припасы. Нет, это не «магический реализм», это трагический реализм.

«Педро Парамо» - совсем другой текст. Уже самое начало романа - мифологическое: сын обещает умирающей матери найти своего отца и отправляется в селение Комалу на поиски Педро Парамо. То же небо, та же пыльная равнина, тот же маис на полях, что и в «Равнине в огне», но сразу погружаешься в атмосферу безвременья, пограничья между жизнью и смертью, пространство удивительного сродства живого и мертвого. Колдовская Комала поражает сразу и насмерть. Ну, или на жизнь. На потрясающую читательскую жизнь, наполненную встречами с мексиканскими «мертвыми душами», которых так трудно отличить от душ живых и которым есть что рассказать. Только бы расслышать этот шепот, только бы верно всё понять…

Роман поддаётся тяжело. При совсем небольшой объеме, текст не даётся читателю «с наскока», возникает странное ощущение внутренней силы и воли этого текста, который сам знает, когда и сколько следует прочесть, и на сколько взять паузу. Впрочем, даже если и отбросить мои чисто субъективные читательские заморочки, то воспринимать повествование непросто. Многоголосица, чередование рассказчиков, временных пластов происходящего, атмосфера жаркого марева, от которого так легко потерять сознание, грустные истории, наполненные страстями и надеждами – всё это вместе даёт тексту силу наводить на читателя морок, от которого не избавляешься, закрывая книгу.

Приходит в голову сравнение «Педро Парамо» с романом «Сто лет одиночества», и это не случайно, особенно, если учитывать, что знаменитый роман Федерико Гарсии Маркеса написан позднее. Только, пожалуй, отравленные стрелы историй жителей Комалы поражают душу сильнее, чем рассказы о Макондо. Может быть, дело в том, что в тексте Хуана Рульфо гораздо меньше чудес и магии. По большому счету он делает только одно фантастическое допущение - в мире «Педро Парамы» целая деревня может быть населена призраками, душами, отягощенными неотпущенными грехами и памятью и своих жизнях, остальное же – сверхреалистично, особенно на эмоциональном уровне. Пышащая жаром мексиканская равнина сгущает человеческие эмоции, усиливает их до бурных страстей, которые невозможно обуздать, страсти и становятся судьбами. Пожалуй, это один из ярчайших примеров историй, где абсолютно все герои живут неотрефлексированными порывами, импульсами, инстинктами, на которые почти не влияют христианские католические представления. «Педро Парамо» - это горячая, южная проза.
Тем удивительнее тот факт, что Хуан Рульфо восхищался северной литературой:

Мне всегда нравилась туманная, подернутая пеленой среда, которую создает северная литература. Так ведь? Я люблю грусть, грустное и неясное.

Грустью и неясностью проникнуты и страницы «Педро Парамо», мир романа – целостен и бесконечно печален. И в этом мире и в том героев ждут всё та же боль неоправдавшихся надежд, потерянной любви, сожаления о несбывшхся мечтах. Все истории так или иначе фатально приводят к одному и тому же персонажу – Педро Парамо. Дон Педро Парамо не только самый богатый в округе помещик-землевладелец. Он как будто вбирает в себя всю мощь палящего солнца и жестоких ветров Мексики, иссушая жизни окружающих людей как продолжительная засуха. Алчность, сладострастие, гнев, мстительность – всё в нём сверх меры, и нет ему за это никакого наказания. Но и прощения тоже нет. И покоя – нет. Но рано или поздно утихнет шепот призраков, и всё станет прахом.
Останется только великий роман.