5

Памятуя об указаниях Генри Филдинга, на придираться к мелочам, а воспринимать произведение целостно и вспомнив, что критик, согласно автору, лишь шелудивый пес на заднем дворе творческой фазенды, выражаю автору свое восхищение с поправкой лишь на 18 век. К слову говоря, ссылки на образы, когда-то созданные Филдингом, упоминание его Тома Джонса, всплывают то там, то здесь, начиная с Джейн Остин и заканчивая Элис Сиболд. Несравнимым обозвать автора не получится, ибо в то же время ему через пролив улыбались другие острия пира под именами Вольтера и Дидро.

Филдинг блещет необычайными разнообразными очень связными скачками мысли, каждую книгу начинает вступлением в собственное мировоззрение, его мысли по нынешним дня гораздо интереснее самого повествования, которое читаешь с живым интересом, но где-то, процентах на 70-ти впадаешь в ступор и отчаянно зеваешь. Повествование затянуто, манерность речи начинает раздражать, а деление произведения на книги и обозначение глав, кажущееся сначала смешным и оригинальным, вызывает зевоту с явным риском вывихнуть челюсть. От истории по поводу отсутствия нормального портрета автора при жизни за английскую милю несет подлогом и, как водится, она заинтересовала меня намного больше всего прочего. В итоге один из портретов, выполненных после смерти автора, представился мне наиболее реальным на основании свежих еще впечатлений после чтения Тома Джонса. Хитрое лицо, что взирает с него на мир, наиболее соответствует собственным ожиданиям.

Безусловно произведение было когда-то очень прогрессивным, дерзким, возможно даже скандальным. В Томе Джонсе автор воплотил самого себя, играя на общественном мнении, где на одной чаше весов человеческая честь, истинное благородство, на другой - косность, ханжеские выкладки и ложь людская. Противопоставляя себя свету Филдинг сказал о многом. О чести по сути и идет речь в произведении, хотя автор и пытается оправдаться сам, хотя бы перед самим собой. Рассказав читателям о самом сокровенном в лице Тома Джонса, Филдинг создал необходимую форму для будущих откровений. Например, господину Стивенсону с его мистером Хайдом. Тот, правда, пошел гораздо дальше, но исключительно сообразно времени. Наконец, Том Джонс чрезвычайно важен для всех любителей литературы, важен как одно из начал романистики, облаченной в легкую оболочку, но скрывающей при этом вполне серьезное содержание.