5

Необходимое предуведомление. Всегда — сколько себя помню — я пребывал в уверенности, что всякая книга (и всякий автор) приходит к читателю в свое время (и, если это имеет хоть какое-то значение, в своем месте). Иначе она просто проходит мимо. И вопрос тут не в элементарном прочтении-усвоении сюжета: можно просмотреть ее сколько угодно раз, составить систему персонажей, выучить все основные сюжетные линии и приемы, использованные автором. Да можно даже докторскую диссертацию по ней защитить, а самой книги так и не прочесть. Отчасти именно поэтому в книжных магазинах меня чаще интересуют переиздания, нежели новинки, да и новые — подчас довольно громкие — имена всяческих "открытий года" и "лауреатов" чаще всего остаются, что называется, "на слуху", не затрагивая ни разума моего, ни чувств. Не исключено, что и имя Евгения Германовича Водолазкина осталось бы для меня всего лишь именем человека, написавшего текст Тотального диктанта, на который я так и не выбрался, если бы не череда случайностей, которых, как известно, не бывает. И вот, в качестве своеобразного разгона (а правильный разгон — далеко не последняя вещь в летном деле), сначала "Лавр", а затем, собственно, и "Авиатор".

Дальше...

Итак, уже восхищенный "Лавром" (и, к слову, весьма... довольный тем, что не прочел его тогда, когда все вокруг его читали, иначе, скорее всего, ничегошеньки бы не понял), старательно, практически напоказ игнорируя все эти маркетинговые оксюмороны типа "русский Эко" или "русский Маркес" (ибо ни тот, ни другой, слава Богу, не могут быть русскими), я взялся за "Авиатора" не без опасения, что г-н Водолазкин может сдать свои позиции, под бременем ли определенной известности или по какой другой причине, мало ли. Но нет, уже первые пара десятков страниц успокоили меня: держит марку Евгений Германович, да еще как держит. И показателем — лично для меня — служит как обычно не столько сюжет (да какая, по сути, разница, что там за сюжет, сюжет и Донцова может, если захочет), сколько язык. А вот он-то, родимый, остался на прежнем, достаточно высоком уровне, что в наши непростые для языка времена избытка информации — редкость и почти непозволительная роскошь. Нет-нет да и задумаешься: вот эта фраза смотрелась бы у Бунина, эта — у Венички, а вот эту — будто я написал. А все вместе — Водолазкин. Удивительно.

Вторым поводом для почти детской, наивной радости стало то, что — только не смейтесь — доктор Гейгер — немец. Черт возьми, врач-немец, как это по-русски!

Однако при всей прелести языка книги, при всей ее впаянности в русскую литературную традицию, наиболее важным мне показалось то, что тематика и проблематика "Авиатора" — все те же: практически "о времени и о себе". Вернее так: время историческое и время личное. Значимость и соотносимость событий и Событий (очень упрощая и уплощая: "рядовое" чаепитие может быть не менее значимо, чем Революция). Роль и место человека в происходящем. Личная ответственность каждого (sic!) человека. Да преступление и наказание, если хотите. И вот это — сродни пастернаковскому пониманию библейского "ни эллина, ни иудея" как "перед Господом нет народов, но есть личность" — (не)понимание места человека в истории в высшей степени актуально на фоне захвативших умы и сердца наши де-...-ций всех мастей. Сюда же — понимание роли и задачи искусства: не декларировать, не заявить, а запечатлеть, передать,  понять, наконец. Иными словами, не жест, не фраза, а деталь. Пусть даже самая крохотная и "незначительная".

И самое приятное — по крайней мере, для меня — то, что несмотря на подобные — по-русски грандиозные — темы и проблемы, вопросов после прочтения "Авиатора" появляется больше, чем ответов. А это самое главное в литературе.

Вот только обложка в этот раз, по моему скромному мнению, подкачала. Но это так, совсем уж субъективная мелочь. Деталь, так сказать.

Рецензия на моем сайте