1

Зачем пишутся книги? За какой такой надобностью мараются, может белые, а может и не очень листы? Ради какой такой цели, если она есть вообще?..
Деньги, слава, почет, уважение сильных мира сего или же – извечное желание показать всем кто есть кто? Кто есть дамка, а кто пешка?..
А теперь другой вопрос: почему одни книги издаются, а другие отшвыриваются, как не нужные?
Часть теневого мира издательств приоткроет цитата:
«он требовал одного и того же от всякой книги, и одна получалась не хуже другой, как пудинги или коктейли: секс и кровь, забористый сюжет, любовные перипетии, загадки и тайны, а в придачу еще намек на значительность, на культурный вклад. Этого как бы намека на значительность Френсик добивался, во что бы то ни стало. За это почтенные газеты удостаивали книгу благосклонного отзыва, и читателям казалось, будто они совершают некое паломничество и преклоняются перед чем-то эдаким, пусть и не очень понятным. Такою смутной многозначительностью Френсик приманивал изрядно потребителей, презирающих бездуховное чтиво. Он всегда требовал какой-никакой существенности, которую вообще-то числил, вместе с глубинным проникновением, по убыточному разряду; но губительна для книги она была лишь в больших дозах, как фунт мышьяку в кастрюле бульона — гомеопатическая же кроха существенности лишь возбуждала читательский аппетит».
А сама книга ничего не приоткроет… Грубая сатира, беспросветная и топорная. Сначала было смешно, но только сначала...
«— Находка?
— Бестселлер.
— Уверен?
— Абсолютно.
— Роман, конечно?
— Н-ну, — сказал Френсик, — хотелось бы думать, что роман.
— Небось похабщина, — сказала Соня, распознав симптомы.
— Похабщина, — возразил Френсик, — это не то слово. Воображение, начертавшее — если воображение может начертать — эту эпопею бесстыдства, — такого воображения не хватало маркизу де Саду».
Если в кастрюлю с борщом положить: мороженку, горсть орехов, желе, ананас и рыбу, то выйдет нечто не уступающее «Дальнему умыслу».
Жалею, что все-таки дочитала…