3.5 Великая чревовещательница

До некоторого момента книга под названием «Обладать» удовлетворялась тем, что мне был известен сам факт её существования. Но пару месяцев назад она вдруг вознамерилась быть непременно прочитанной и стала то и дело попадаться в лайвлибовских лентах и подборках, журнальных книжных обзорах, даже картина на обложке русского издания («Очарованный Мерлин» Берн-Джонса) оказалась подружкиной вышивальной хотелкой. Не припомню обстоятельств, при которых впервые услышала об этом романе (возможно, где-то в «Иностранке»), но отчего-то с тех пор особого желания знакомиться ближе у меня не возникало. Как будто отталкивало даже само название – слишком пафосное? а больше я ничего и не знала, ни объёма книги, ни специфики композиции, ни сюжетной линии хотя бы в общих чертах. Не знала и того, что Антония Байетт занималась исследованиями творчества нелюбимой мной Мёрдок – и всё-таки, несмотря на тихонько ворчащую интуицию, взялась за найденный не без труда текст в оригинале.
Определенно лучше, чем «романтический роман», перевод подзаголовка “a romance” – «о любви», с той оговоркой, что более всего тут любви автора к самой себе. Литературная условность в квадрате – вымышленные герои в современности, изучающие вымышленных поэтов прошлого, которые входят в артистический круг эпохи наравне с действительно жившими личностями, заменив собой прототипов – тут минус на минус не дал плюс. Не могла я избавиться от мысли о сфабрикованности всех этих поэм, дневников, писем, статей, тщательно подделанных автором то под Браунинга, то под Дикинсон, то под академический дискурс конца XX века. Ведь никого из её героев не существовало – это снова и снова она, Антония Байетт, великая чревовещательница, повелительница стилей, демонстрирует своё искусство. Причём демонстрация от чужого лица выходит гораздо более навязчивой – примерно как если человек просит об услуге не за себя, а за другого, отказать ему бывает труднее. Во второй половине романа поэтические эпиграфы я уже просто пропускала – их функция в тексте, прослеженная, например, в этой статье, гораздо интереснее, чем непосредственное содержание. И вообще я собиралась книгу бросить, но в порядке компромисса решила взять тайм-аут и посмотреть экранизацию.
Фильм скрасил мне вечер – то, что снят он весьма неточно, в данном случае совершенно простительно. Хотя из актёров только Джереми Нортэм (Рандольф Эш) как-то попадает в книжный образ, все они очень милы, симпатичны и искренни в своих ролях. И всё-таки мне стало интересно, сохранился ли хотя бы оригинальный финал, и я вернулась к книге на удачном моменте – как раз начался дневник кузины Сабины, а там оставалось уже немного. Я рада, что дочитала – ради и филологической гордости, и ожившего наконец-то на последней паре сотен страниц текста, когда автор наигралась с языком и вспомнила о чувствах (как героев, так и читателя). Но должна признаться, пусть это чистое предубеждение с моей стороны, что глядя на портреты некоторых писателей, я сразу ничего хорошего о любви от них не жду.
Собственно событийная линия сюжета, что называется, проще некуда и в любовном, и в детективном аспекте. Главное тут – словесное оформление, и как же ярко мне вспомнилась Скарлетт, читавшая письма Эшли к Мелани: «Если когда-нибудь мой муж вздумает писать мне такую галиматью, ему достанется от меня на орехи!» Надо сказать, что в оригинале письма звучат менее витиевато, чем по-русски, и вообще наши переводчики слегка перестарались со стилизацией. Я читала параллельно оба варианта из профессионального интереса и, например, в «тюленьке» никак бы не заподозрила selkie, не будь под рукой английского текста. Вот ещё пример, на мой взгляд, весьма показательный в плане тона и ритма:

If he loved the face, which was not kind, it was because it was clear and quick and sharp.

И если он любил это лицо, не сиявшее добротой, то как раз за отчётливость на нём явленных чувств, за тонкую отзывчивость, за умную живость.

В конечном счёте, возможно, это книга второго чтения. Книга, которую необходимо представлять пространственно, архитектурно. Английский ответ «Улиссу», и оба они, воля ваша, всё-таки больше текст, чем роман.