Больше рецензий

5 мая 2016 г. 13:18

1K

4 Не ссорьтесь, горячие американские парни

- Чэд.
Тишина.
- Чэд.
Тишина

На другой день.
- Мисс Гостри, он не отзывается!
- Вы хорошо звали, Стрезер?
- Да. Два раза.
- Попробуйте еще раз.
- Какая замечательная мысль! Чэд.
Тишина.
- Чэд.
- Здравствуй, Стрезер.
- Здравствуй, Чэд.
- Рад тебя видеть.
- Разреши ответить тебе взаимностью, мой друг.
- Друг?
- О, да. С некоторых пор я стал чувствовать такую к тебе близость, что хотел бы именно так тебя называть.
- Ничего не имею против. Хотел бы в свою очередь и сам с тобой дружить.
- Буду рад, друг мой.
- Спасибо.
- Пожалуйста.
- Ты хотел мне что-то сказать?
- Не так, чтобы очень, но не исключено.
- Я был бы рад этому.
- Я тоже.
- Так что бы ты хотел мне сказать?
- Чэд, ты меня ждал?
- Нет, Стрезер. Но догадывался.
- Догадывался?
- Да, Стрезер. Догадывался.
- О чем, Чэд?
- Что ты приедешь.
- Я приехал.
- Очень рад этому обстоятельству.
- Я тоже.
- Зачем ты приехал, Стрезер?
- Ты, наверное, сам догадываешься, Чэд.
- Пока еще нет.
- Но я могу подождать...
- Хорошо...

Еще через неделю.
(повторяется предыдущий разговор)
- Чэд, я должен с тобой поговорить.
- Хорошо, Стрезер.
Молчание.
- Говори.
- Пока не могу.
- Ничего, Стрезер. Я подожду.

Еще через месяц.
(повторяется два предыдущих разговора)
- Чэд, нам нужно поговорить о ней.
- О ней?
- Да, Чэд. Именно о ней.
- Извини, Стрезер, мне нужно на вокзал, встречать эстонскую делегацию.
- Хорошо, Чэд.

На другой день.
- Мисс Гостри, мне кажется...
- Вы уверены, что вам кажется?
- Кажется, что уверен.
- А почему только кажется?
- Потому что я надеюсь на вашу поддержку.
- Вы можете рассчитывать на нее в любое время с 9 до 12 по средам в високосный год.
- Знал, что вы мне не откажете.
- Я люблю вас, Стрезер.
- Что ты, дура, читаешь. Это же шекспировский текст.
- Ой, простите, Стрезер!

В общем, в "Послах" этот живой текст разбавлен описаниями функционирования главного героя на примерно 900 страницах. Прошу прощения за спойлеры.

"Послы" от слова "послать". Это первое, что хочется сделать, начав читать Генри Джеймса. Но очень скоро ощущение проходит и ты даже начинаешь испытывать какой-то странный садомазохистский кайф, вчитываясь в это невнятное мычание, когда топчутся на одном месте, ты как будто играешь в какую-то странную игру, где каждому доползшему до финиша вручают черный пояс мученика, дабы он тут же на нем и повесился. Не припоминаю, чтобы мне доводилось читать что-либо настолько манерное и витиеватое, сам страдаю подобным занудством, но на фоне Генри Джеймса чувствуешь себя жалким любителем. И здесь мисс Гостри вновь не обинуясь заговорила с ним о предмете, который давно беспрестанно занимал ее собственные мысли: "Сэр, не будете ли вы так любезны, достать свой пенис, дабы обеспечить мне к нему беспрепятственный доступ?" Уважаемые читатели, обращаясь к вам, я уже нарушил все допустимые нормы светскости, потому что только возможностью сдерживать свое внутреннее достоинства в мыслях, а внешние в штанах, мы получим тот необходимый эффект, который дает нам возможность без фрака и рейсфедера хоть как-то соответствовать тем высоким требованиям, которые были предложены мистером Генри Джеймсом по отношению к читателям. Кто тут фейсконтроль не проходит, а ну, марш отсюда, лапотники! Текст у автора идеальный, прилизанный, такой, что плеваться хочется от его правильности, впервые не смог ничего процитировать, а это о чем-то и говорит.

А теперь немного серьезно. Прочитал, конечно, предисловие, написанное самим Генри Джеймсом. Очень кстати, между прочим, в нем автор поясняет читателям - о чем эта книга. Сделано на мой взгляд слишком предусмотрительно, было бы более занятно сделать из него послесловие, чтобы проверить - понял ли кто-то хоть что-то, прочитав "Послов". Впрочем, наше издание, как и водится, грешит излишней логикой, поэтому предисловием Генри Джеймса произведение заканчивается. Ничего в стиле "Эххх, прокачу!" в произведении современному читателю найти невозможно. Мнительные и рефлексирующие главные герои нынче в моде, но герой Генри Джеймса даст фору самому забитому из них.

Что увидел я или, вернее, что придумал я сам. Основное, чему посвящен этот труд, заключено в фразе "постоянная дань идеалу". "Труд" в данном случае имеет не только литературную заслугу, но и физическую - написать такой толстый талмуд нелегко, кроме всего прочего - сие еще и смешно, хотя читать "Послов" совсем невесело. Главным видится - что именно подразумевается под идеалом. Тот факт, что человек лжив, глуп и забывает о возможности научить курить и зайца, очень трудно отмести. После того, как мы избавляемся от предрассудков, нашептываний родителей, общества, животных инстинктов и заглядываем в самые глубины того темного колодца, где скрывается что-то действительно настоящее, именуемое душой - даже в этом случае нельзя быть уверенным, что тот идеал, которого мы порою так настойчиво добиваемся, хоть как-то совпадает с тем, что мы в итоге получили, избавившись от разнообразной шелухи. Идеал может быть красивым, правильным, добрым - кто поручится за искренность наших желаний в его достижении, кто поручится за то, что мы не заблуждаемся и нас не постигнет со временем разочарование?

Мода, снобизм, зависть, тщеславие, злоба по отношению к кому-то, ревность, любовь, дружба, сострадание, милосердие - сколько в нас этих агентов влияния, наших предвзятых двигателей, которые прячут от нас же самих нас настоящих. "Послы" по сути посвящены поиску собственного "я", но как этого порою достаточно, а также - как этого мало - всего лишь поместить человека в иную среду и подкинуть ему нестандартную ситуацию. Для главного героя "Послов", конечно, более чем достаточно. Он, судя по всему, не покидал чопорных мужских клубов, даже избегая скандалов и сплетен внутри них. Но и этого мало - отправьте его на войну, пусть отметит в семье серебряную свадьбу, станцует на сцене Большого театра, посидит ночку запертым в кондитерской лавке, выдержит нападение пяти нимфоманок, русский космонавт возьмет его в заложники при стыковке "Шаттла" с "Союз-Аполлоном" - мы и в этих случаях не сможем увидеть всех возможностей человека. И это прекрасно. Не знаю - об этом ли писал Генри Джеймс. Не все ли равно.

Комментарии


напомнило:

намека на значительность Френсик добивался во что бы то ни стало. За это почтенные газеты удостаивали книгу благосклонного отзыва, и читателям казалось, будто они совершают некое паломничество и преклоняются перед чем-то эдаким, пусть и не очень понятным. Такою смутной многозначительностью Френсик приманивал изрядно потребителей, презирающих бездуховное чтиво. Он всегда требовал какой-никакой существенности, которую вообще-то числил, вместе с глубинным проникновением, по убыточному разряду; но губительна для книги она была лишь в больших дозах, как фунт мышьяку в кастрюле бульона — гомеопатическая же кроха существенности лишь возбуждала читательский аппетит.

Но очень скоро ощущение проходит и ты даже начинаешь испытывать какой-то странный садомазохистский кайф

Да-да, именно так! Однако меня спустя несколько недель разбирает ирония от "Послов", я опускаю глаза от испепеляющего взгляда Джеймса. Уэллс, зараза, подливает масла в огонь

Эта проза напоминает гиппопотама, старающегося достать горошину, которая закатилась куда-то в глубь логова

А тут вы ещё со своим диалогом:)