4.5 постмодерн & гуманизм

М.: ЭКСМО, 2015

Начать можно с любого места: в этом заключена красота пути, в этом его суть.

Каждый писатель хочет написать своего «Моби Дика». Не каждый может. Чайна Мьевиль смог. И написал он его в жанре подросткового романа взросления, который наполнил классической моралью, обильно сдобрив её головокружительными приключениями, придумав, вдобавок ко всему яркий, необычный мир. Рельсоморье. Морской мир, в котором роль воды исполняют рельсы (бесконечные стальные кружева, опутавшие всю земную поверхность), судов – поезда (бесчисленное множество которых – от паровых кротобоев до рабовладельческих рельсовых галер - бороздят паутину путей), китов – кротуроды (и другие чудища, обитающие в зыбучей земле).

Это мы снимся рельсам. Рельсы не снятся нам.

Название романа – ещё до того момента, как вы приступили к чтению – может всколыхнуть в голове целый ворох ассоциаций. Слово «рельсы» глубоко, имеет много смыслов и огромный культурный бэкграунд. Книги (от «Анны Карениной» до «Жёлтой стрелы»), фильмы (начиная с самого первого «Прибытия поезда…»), песни (перечисление «поездатых» песен одного только русского рока займёт не одну страницу, а ведь это лишь малая часть мировой музыки) – рельсы, с момента их изобретения, магистралью проходят через всю культуру. Но, несмотря на это, такого мира, который был создан Мьевилем, больше не существует нигде.

…видел знаменитые флатографии мужчин и женщин, стоящих на громоздящихся до неба останках своих философий…

Подросткам кажется, что им хочется, чтобы их считали взрослыми, но на самом деле им хочется, чтобы с ними всего лишь считались. Каково это – быть взрослым – ещё не известно. Некоторые (если не сказать многие), так и не узнают этого, даже прожив всю жизнь. Эти выжившие из детства престарелые, сразу же перешедшие в маразматическую старость, так и не вступившие в зрелость (речь не о половой, а о психологической), пытаются убедить весь мир, что на самом деле никто не догадывается, каково это быть взрослым, все до смерти остаются малыми детьми. Это не так. Самый большой секрет бытия в том, что умение оставаться ребёнком и ответственность взрослого – не являются взаимоисключающими явлениями, это две стороны одной монеты, а подростковая крикливость, вычурность, надсадность и прочие «перегибы на местах» – то самое ребро, которое разделяет аверс с реверсом, и которое нужно перейти, чтобы сделать свою жизнь полной. Иногда на этом Рубиконе люди ломаются, останавливаются в развитии (перестают быть Хомо Сапиенсами, превращаясь в Хомо Овощи, например, в капусту). Проходят года, а они так и остаются «клубнями на грядке». Им уже никогда не быть детьми (со светлыми и чистыми помыслами), но и взрослыми (готовыми взять ответственность на себя) тоже не стать – потерянное поколение. Поколение, не читавшее нужных книг. Касательно «Рельс», кстати, автор обозначил «нужных» писателей в благодарностях: я в огромном долгу перед таким количеством писателей и художников, что перечислить здесь их всех нет никакой возможности, однако для этой книги наиболее существенными оказались влияния Джоан Айкен, Джона Антробуса, Одри старшей и младшей (кто-нибудь знает, кто это? - прим. atgrin), Кэтрин Бестерман, Люси Лейн Клиффорд, Даниэля Дефо, Ф. Теннисона Джесса, Эриха Кастнера, Урсулы ле Гуин, Джона Лестера, Пенелопы Лайвли, Германа Мелвилла, Спайка Миллигана, Чарльза Платта, Роберта Льюиса Стивенсона и братьев Стругацких (повесть «Пикник на обочине» Мьевиль практически дословно цитирует в тексте).

Вы знаете, как философии осторожны. Как неуловимы их значения. Они не любят, когда их разбирают по косточкам.

Мьевиль объединил в одну книгу не объединяемое. Будучи стопроцентно постмодернистским произведением, роман «Рельсы», в то же время, проповедует гуманистические ценности – семью, дружбу, любовь. Главный герой, Шэм Суурап, юнга на поезде-кротобое, подобно своим знаменитым предшественникам (героям произведений Стивенсона и Верна, Лондона и Дефо) исполнен любви к Человеку с большой буквы. Его искренне удивляет злоба и корысть, расстраивает ложь, выводит из себя бесчестие и подлость. И он не один такой: прожжённые кротобойцы, стреляные искатели утиля (добывающие, приводящие к товарному виду и продающие древний мусор - компьютеры, айпады, флэшки, прочую высокотехнологическую рухлядь), бывалые капитаны – галерея персонажей, пёстра и живописна, но, в то же время, монолитна в своей правильности. На густонаселённый роман нашлось всего парочка подлецов – очень маленький процент гнильцы, исключение, которое лишь подтверждает правило.

Свою философию я упустила. Так лучше уж пойти охотиться на чужую, чем не иметь вообще никакой.

Интересно вскрыта автором тема философии, которая, наверное, впервые в литературе была материализована. В романе своей Философией должен обладать каждый легендарный капитан (помимо персонажа Германа Мелвилла, тут сразу же приходят на ум и «Два капитана» Каверина, и три капитана Кира Булычёва, и капитаны Нового времени – от Блада и Смоллетта до Гленарвана и Немо). Философия - это Белый кит, за которым ведёт свою команду Ахав, это, Кротурод Цвета Слоновой Кости, преследуемый капитаном Напхи, женщиной, которая будет покруче многих мужчин. Философия - это и Идея фикс, и Рок, и Судьба, и Отец, и Сын, и Святой Дух, в живом воплощении, за которыми можно гнаться, которых можно настигнуть/познать, которыми можно проникнуться. О философии в подростковой литературе, вообще, говорят нечасто, а так поэтично – и вовсе никогда.

У ангелов тысячи разных дел. Для каждого — свое обличье. Инженеры в мастерских самого господа бога для каждой задачи стараются особо. Не каждый человек может похвастаться тем, что его изготовили по таким же индивидуальным и досконально проработанным чертежам.

Главным графическим символом романа является амперсанд, символ &. С самого начала до конца романа союз «и» в тексте обозначается данной фигурной загогулиной, в 33-й главе этому даётся объяснение, пространной цитатой которого я позволю себе закончить рассказ о книге:

"Было время, когда человек не выстраивал слова так, как это делаем сейчас мы — письменно, на странице. Было время, когда слово & писалось при помощи нескольких букв. Теперь это кажется безумием. Но так оно было, & ничего с этим не поделаешь.
С тех пор человечество встало на рельсы, & они сделали нас тем, что мы есть, — рельсоходной расой. Пути рельсоморья ведут куда угодно, но только не по кратчайшей из пункта «А» в пункт «Б». Нет, они петляют, скрещиваются, закручиваются спиралями & возвращают поезда назад по собственным следам.
Так какое еще слово могло стать лучшим символом рельсоморья, разделяющего & объединяющего города & земли, чем «&»? Куда еще ведут нас пути, как не туда, & туда, & туда, & обратно? & что яснее воплощает возвратное движение поездов, нежели единый росчерк пера в союзе «&»?”

Чайна Мьевиль. Рельсы