Больше рецензий

NataliP

Эксперт

Эксперт Лайвлиба

29 апреля 2016 г. 00:05

820

4 Шедевр или неудачная стилизация? Вот в чем вопрос!

Читая эту книгу, я чувствовала себя бегуном на длинную дистанцию, чей путь пролегал отнюдь не по стадиону. Я бежала сквозь лесную чащу с редкими просеками, спотыкалась о бесчисленные корни, хотела даже сойти с дистанции, но интерес пересилил подозрительность. Миновав половину пути, я поняла, что надо забить и просто идти, улавливая отдельные звуки, что победа в этом забеге - заведомо ложный стимул, а то и провальный. Да и что это такое, читательская победа ? Разновеликие крупицы смысла, которыми мы латаем пробелы в мозаике нашей жизни.

картинка NataliP
Харис Цевис, иллюстрации к Олимпийским играм 2012, поп-арт

И нельзя сказать, что Генри Джеймс в своём романе "Послы" (1903г.) был щедрым дарителем этих самых крупиц, но кое-что "подлатать" все же удалось. Например, по части стилистики. Роман написан в новаторской для начала прошлого века технике "погружения" в мир героя, видения всего происходящего глазами одного лишь человека. Я так понимаю, точку в этом эксперименте поставила Вирджиния Вулф с дальнейшими перепевами и последователями.

Тема романа ясна практически в первых страниц, собственно, она заложена и в названии. По просьбе некой миссис Ньюсем "посол" Ламбер Стрезер и его друг отправляются из Америки во Францию "спасать" Ньюсема-младшего из цепких лапок коварной обольстительницы, дав зарок вернуть юношу в родовое гнездо.В самой должности посла, подразумевающей порядок и последовательность, а точнее, в её развенчании и состоит идея книги - нравственное и духовное перерождение зрелого человека под влиянием среды. Свою идею автор начинает раскрывать уже в начале книги: с героем знакомится мисс Горсти, принадлежащая "к тем дамам,которые умели без вульгарных ужимок назначить свидание в Берлингтонском пассаже". А дальше следует вереница открытий и прозрений, ностальгии и тоске по неиспользованным возможностям.

Ему почему-то было грустно, словно он пришел с чем-то дурным, и в то же время радостно, словно пришел обрести свободу. И место, и время в высшей степени располагали к свободе, и именно чувство свободы повернуло его мысли вспять — к собственной молодости, которую когда-то — давно — он прозевал. Сегодня он уже не мог объяснить, почему прозевал или почему после стольких лет затосковал о том, что прозевал. Главное, чем окружающее волновало ему кровь, — все это олицетворяло суть его утраты, делало ее досягаемой, ощутимой всеми чувствами в такой степени, в какой он прежде никогда не ощущал. Вот такой она предстала здесь перед ним в этот неповторимый час, его молодость, которую он давно утратил: необыкновенной, полной тайны, полной действительно сущего, так что он мог потрогать ее, попробовать на вкус, ощутить аромат, услышать ее глубокое дыхание. Она была в воздухе, снаружи и внутри, она была в его долгом ожидании на балконе, в летней истоме вольной ночной жизни Парижа, в непрерывном, ровном, быстром гуле от катящейся внизу лавины освещенных экипажей, напоминавших ему толпу проталкивающихся к рулетке игроков, которую он видел в Монте-Карло.

В этой емкой фразе - вся суть произведения. Однако Генри Джеймс избегает пошлого драматизма, сохраняя герою американскую живучесть, которую не сдвинули с пьедестала ни театр на сцене и в жизни, ни споры обо всех мыслимых видах искусства, ни пристойное непристойное поведение. Очередной крупицей стало понимание о разнице менталитетов, точнее, о двух главных, как мне кажется, качествах

Он находился в сокровеннейшей нише храма — темной, как пиратская пещера. В темноте проблескивало золото; проступали пятна пурпура во мраке, виднелись предметы — все музейные уникальности, — те, на которые из низких занавешенных муслином окон падал свет. Они проступали как в тумане, но все, несомненно, были драгоценны, обдавая презрением его невежество, словно нос ароматом от вдетого в петлицу цветка. Однако остановив взгляд на хозяйке, гость понял, что более всего поразило его в этом жилище. Очерченный этой обстановкой круг полнился жизнью, и любой вопрос, который мог сейчас возникнуть, прозвучал бы здесь, как нигде в ином месте, жизненно важным

Стрезер осознаёт своё невежество по части искусства и удивляется французскому неравнодушию, способности выручать, "возведённой в ранг романтической".

Отдельно хочется сказать о самом Париже. "Послы" - одна из тех книг, где "экстерьер" является важной составляющей "интерьера" - Париж - один из главных героев книги. С одной стороны, мы видим город очень фотографическим, с другой - аллюзийным. Мы то чувствуем его имперский дух в анфиладах мадам де Вионе, то снисходим к чему-то более камерному и интимному в квартирке мисс Горстри. Но несмотря на различные ипостаси, этот Париж наполнен для Стрезера свежестью и жизнью. И вот тут мы сталкиваемся с несоответствием. При всех эпитетах типа "свежий", "пронзительный", "колдовской", Париж в этой книге - город тени, камня и графичных контуров, а все оды ему выглядят надуманными самим героем. Джеймсу куда убедительнее даются характеры, интерьерные картины и бытовые сцены. Поэтому, отделив форму от содержания, можно заключить, что "резервуарный" дух французской столицы хорошо миксуется с американским прагматизмом, а ментальность жителей с их "припудренной" эксцентрикой, смелым обращением со временем, пониманием искусства, как чего-то насущного, стали той основой, на которой "возродился" обновлённый Стрезер ( кажется, говорить "лабиринтами" заразно).
Живопись Эжена Галье-Лалу отображает как раз тот Париж, каким его увидела я в этой книге

картинка NataliP
Парижская уличная сцена, Э.Галье-Лалу

А вот герои автору удались. Я так и не узнала, как же выглядел Ламбер Стрезер, но это мне ничуть не мешало. Его биографию автор обрисовал парой фраз, чего тоже вполне хватило. Четко подмечены по паре качеств у каждого из героев, чтоб воочию себе их представить. Надутый, пышущий недовольством Уэймарш; погружённые в собственные заботы Поккоки; Чэд, ищущий в полуночном одиночестве определенности, которую вручают ему, как золотой трофей без права отказа; мадам де Вионе, скрестившая руки, словно Мадонна, под сводчатым потолком, которая на поверку оказалось обычной женщиной; её дочь Жанна, фарфоровая куколка с исправным механизмом; птенцов Билхема и Мэмми, которые ещё "слушают взрослых"; эксцентричная мисс Горстри - самый противоречивый и симпатичный мне персонаж. А ведь для Стрезера она так и осталась "спасательным кругом", который, минуя глубоководье, лучше сдать обратно.

И уж раз я начала отбрасывать некоторые крупицы, то скажу и о главном недостатке . Весь сюжет построен на недосказанности и ощущении тайны, о которой все дружно умалчивают. Нет прямых вопросов, нет прямых ответов. Что самое интересное, герои прекрасно понимали друг друга - не понимала лишь я. Мне казалось, что я пропустила важные факты и теперь путаюсь в догадках. Джеймс с первых строк поражает запутанностью предложений и удивительной способностью говорить СУПЕРСЛОЖНО О ПРОСТОМ И ОЧЕВИДНОМ. Собственно, в этом и состоит основная "трудность" этого романа - вербально пробраться к смыслу каждого предложения. Вот, к примеру

Свое впечатление от этой дамы — без преувеличения и восторженности, а столь же просто, как она, когда впервые заговорила с ним, побудив ответить, — он выразил бы словами: «О, она принадлежит к более утонченной цивилизации…» Но вопрос — если «более утонченная», то «чем какая» — не вытекал для него из этого определения, как требовалось по логике при более глубоком осознании такого сравнения

И тут я неодинока - все порицатели Джеймса предъявляют подобные претензии. Так, например, Уэллс заметил, что эта проза напоминает гиппопотама, старающегося достать горошину, которая закатилась куда-то в глубь логова. Забавно, но в чем-то я с ним согласна, хотя моя метафора была бы менее саркастичной. Да и не похожа на "бегемота" эта стройная поэтичная проза. Но вот все равно гнетёт меня, что Джеймс поставил во главу угла форму, а не содержание. Он был так захвачен близостью вот этой самой насущной, почти осязаемой для него формы, что мысли бежали вперёд слов. Отсюда и все его разъяснения, которыми он охотно делится как в самом романе, так и в предисловии к нему. Было бы интересно прочесть более ранние романы писателя - возможно, в них автор менее пафосный.

При всех недостатках "Послы" написаны с большой любовью! Это чувствуется долгое время спустя после прочтения. Вот она такая, эта попытка уйти от удобной разношенной классики к зыбкому миражу модернизма. За умение защитить ближнего и любовь к экспериментам моя оценка выросла на 0,5 балла.