3

К Владимиру Познеру у меня было и остаётся двойственное отношение. С одной стороны, он мне интересен, особенно на фоне прочих фигур центрального телевидения. Я полагаю, Познера можно безоговорочно отнести к числу профессионалов журналистики, несмотря на отсутствие у него «профильного» образования. Его с лихвой компенсировало редкое сочетание жизненных обстоятельств, мультикультурализм личности, талант к языкам, а значит – открытость и гибкость мышления, и тот счастливый случай, что буквально дал этому человеку в руки самую подходящую карьеру, дело, интерес и вкус к которому не угас у него за десятки лет. В течение последнего из этих десятков я наблюдаю за Владимиром Познером более или менее сознательно, хотя и выборочно – отслеживая выпуски его авторской программы, смотрю только те, в которых участвуют не политики. Программу «Времена» помню смутно, телемосты не застала вовсе. Что касается вояжей ВВП с Иваном Ургантом, то, во-первых, участие последнего портит мне всё удовольствие, а во-вторых, подача материала в этой серии очень субъективна и фрагментарна. Не говоря о Германии, неприязнь к которой была очевидна в каждом кадре и слове, я была разочарована «Англией в общем и в частности», представившей настолько расплывчатый и поверхностный портрет страны, как будто Владимир Познер уже слишком пожилой человек со слишком устоявшейся картиной мира, чтобы всерьёз вникать в эти самые частности, противостоящие его французской натуре. Тем не менее как раз его картину мира и я не могу ухватить, не могу почувствовать этого человека, сохранить в сознании его образ. Возможно, это связано с той ролью посредника, которую он берёт на себя в интервью («Моё дело – задавать вопросы»), однако надо признать за Познером уникальную способность при его своеобразии, подчёркнутой особости от всякого фона (в СССР – «несоветский», в США – «неправильный русский») не оставлять на этом фоне практически никакого следа. Я мало смыслю в (теле)журналистике, чтобы адекватно оценить историческую роль той или иной программы, и вообще это дело такое – преходящее, и говорю сейчас только о своих личных ощущениях – для меня Владимир Познер не стал эмоционально близким человеком, хотя со многими из его реплик готова согласиться.
Эта книга в определённой степени доказала правильность моего интуитивного впечатления. Я не могу понять Познера, очевидно, потому, что он сам не может понять и принять себя. Он довольно много рассказывает о тех эпизодах, за которые ему стыдно, хотя это в принципе не критерий. Важнее то, что оборотной стороной вполне счастливых обстоятельств его происхождения – родился во Франции, рос в Америке, три родных языка, престижное образование, путешествия, знакомства и связи – явилась «подвешенность», отсутствие ясной и чёткой принадлежности к какой бы то ни было среде. Я намеренно не подвожу всю проблему под еврейство, хотя соблазн велик – в подобных случаях это, как правило, готовый ответ, перекрывающий все аргументы. Упомяну только для аккуратности, что хотя отец Познера и не считал себя евреем, а сам Владимир Владимирович, по его словам, никогда не интересовался еврейской культурой, многие из тех людей, с которыми он дружил и которыми восхищался, принадлежали именно к этой национальности.
Сама форма книги – с включением позднейших комментариев, иногда добавляющих подробностей, иногда опровергающих сказанное ранее – выглядит интересным и логичным решением, но, вообще говоря, для восприятия не очень удобна, особенно в аудио. Если в тексте эти вставки хотя бы выделены курсивом, то и для аудиокниги можно было бы что-то придумать, хотя бы музыкальный фон или отбивки. Даже и без них изложение бывает сумбурно, скачет то вперёд во времени, то назад, а эти вставки запутывают ещё больше. Получается, что книга адресована одновременно американскому читателю 1990-х годов и русскому 2010-х. При этом есть ощущение, что Познер ориентируется на очевидца описываемых политических событий: никаких фактических разъяснений для представителей «третьего поколения» книга не содержит, и надо знать о Пражской весне и Сахарове, об Аркадии Шевченко и первом выступлении Горбачёва, и уже иметь об этом некое персональное мнение, чтобы оценки Познера было чем поверить.
Владимир Познер избрал политическую журналистику. Я полагаю, что нахожусь в своём праве, не интересуясь или почти не интересуясь этим и не считая, что важное и серьёзное непременно связано с политикой. И я соглашусь с американскими издателями, требовавшими, чтобы книга содержала долю информации о личной жизни автора, хотя допускаю, что у нас могут быть разные мотивы. Дело тут не в «подглядывании в замочную скважину», а в том, что журналистика и политика, как я уже говорила, – дело преходящее, а опыт человеческих отношений всегда актуален. Да, я признаю свою принадлежность к «поколению циников», которые, по определению Познера, изначально ни во что не верило. Я понимаю, что моя личная жизненная ситуация в той или иной степени является результатом деятельности Горбачёва, но слушать часами рассуждения о давнопрошедших Советском союзе и перестройке не было просто никаких сил, тем более что эту тематику в последнее время уже всю измусолили в сериалах. С гораздо большим интересом и удовольствием я бы познакомилась, например, с авторскими поэтическими переводами, которые якобы хвалил Маршак.
Если вы смотрите программу «Познер», то основное об авторе уже знаете. Он атеист и демократ, любит Францию, а ещё больше Америку, фильм «Пролетая над гнездом кукушки» и книжку «Три мушкетёра», вообще разбирается в литературе, кино и музыке, но больше в классике, чем в современности, крайне мало пользуется гаджетами, критикует нынешнее правительство, лыс и носит очки. Не то чтобы человек к этому сводится, но вряд ли можно вынести какие-то ещё существенные сведения из его автобиографии. Пожалуй, его сложные отношения с отцом и вкус к женской красоте, по-моему, весьма странный. Что ж, из всякой маскировки в конечном счёте выходит автопортрет.
Абзацем выше я написала «якобы», памятуя о двух моментах, меня смутивших. Во-первых, Познер утверждает, что в «Мойдодыре» Чуковского под именами Кокоши и Лелёши выведены его тёти Виктория и Елена. Однако есть свидетельства из писем самого Чуковского, что эти имена – отсылка к племянникам Чехова, и крокодилята в сказке вообще-то мужского пола. Да и какое отношение в принципе тёти Познера могли иметь к Чуковскому? Возможно, это какая-то семейная легенда или шутка от совпадения прозвищ? При этом автором строчки «Пускай она поплачет… Ей ничего не значит», часто приписываемой Константину Симонову, он верно называет Лермонтова, а слов «Гвозди бы делать из этих людей» – опять же верно не Маяковского, а Николая Тихонова. Второй момент – цитируемая в конце книги статья из «Московских новостей», принадлежащая перу 15-летнего школьника Андрея Николаева. Цитата начинается со слов: «Мы живём ещё в системе, которая построена не для нормальных людей, а для особого вида, называемого советским человеком…» Мне очень слабо верится, что подобную статью мог написать подросток, и по стилю и по содержанию она очень гладко вписывается в стиль самого Познера. Поднять подшивку у меня сейчас, к сожалению, возможности нет, а поисковик выдаёт только ссылки на собственно «Прощание с иллюзиями», причём цитата зачастую по невнимательности приписывается самому Познеру. Как и в случае с Маршаком и неопубликованными переводами, остаётся верить на слово.