5

Вот наконец я и добралась до произведения моего любимого Стейнбека, которое сам автор считал самым важным в своем творчестве. И я понимаю почему. Потрясающая семейная сага! Несмотря на большой объем, читается она на одном дыхании и чем меньше страниц оставалось - тем меньше мне хотелось с ней расставаться. Книга охватывает чуть больше чем полстолетия и рассказывает нам о жизни двух семей в небольшом городке Салинас-Валли в северной Калифорнии.

Первая семья, семья Гамильтонов. Ее история, насколько я понимаю, основана по большей части на реальных событиях, ведь девичья фамилия матери писателя - Гамильтон. Выходцы из Ирландии, они переселились в Америку во второй половине 19 века. Веселый, всеми любимый, витающий в облаках Самюэл и его мрачная религиозная до крайности жена Лиза. В книге мы познакомимся и с их девятью детьми, но из всей семьи мне хочется выделить только Самюэла (остальные особого интереса во мне не вызвали, если честно). Он был действительно удивительным и все, кто был с ним знаком, чувствовали это. Хорошие люди к нему тянулись, плохие боялись его на каком-то подсознательном уровне понимая, что он видит их насквозь. Как бы пафосно это не звучало, он действительно был богат духовно и беден материально. Всю жизнь он усиленно работал, тянулся к знаниям, саморазвитию и самопознанию, изобретал, придумывал, но богатства так и не скопил. И это тот редкий случай, когда ему это и не надо было. Именно на нем держалась вся семья, а не на практичной приземленной Лизе, и после его смерти все это почувствовали. Нет, они все также любили друг друга, помогали матери, но какой-то особенный дух, который был им присущ, исчез вместе с Самюэлем.

Дальше...

Вторая семья, семья Трасков. Именно они являются главными героями книги. Мы познакомимся с представителями трех поколений этой семьи и каждое поколение вызывало во мне недоумение. На их примере автор показал любовь, ревность и вытекающую из нее ненависть членов одной семьи друг к другу. Сайрус Траск был человеком столь самовлюбленным, что поверил в свои собственные выдумки и заставил других в них поверить. На этом он построил свою жизнь, на этом разбогател. Кстати, автора после публикации романа обвиняли в том, как он показал накопление богатств в Новом Свете - ложь, воровство, подлоги, шантаж, спекуляция, публичные дома - все это давало возможность сколотить капитал, но при этом продолжать изображать из себя безумно порядочного и честного человека. Но вернемся к Траскам. У Сайруса было два сына: Адам и Карл. Любил он Адама, за его честность, открытость, порядочность, за все то, чего недоставало ему самому. А вот самого отца любил Карл, и тема братской ревности идет через всю книгу. Уже когда речь пойдет о сыновьях Адама, автор напомнит нам библейскую историю о Каине и Авеле, но начинается она не там, начинается она с Карла и Адама. Они тянулись друг к другу, так как на протяжении многих лет не было у них никого ближе, но отец и его любовь всегда стояла между ними. Сам Адам повторяет ту же ошибку. Восхваляет и ставит на пьедестал своего сына Арона (как по мне, так абсолютно незаслуженно!) и гораздо проще и спокойнее относится к его брату Кейлу, которому так не достает его любви и внимания. Понятное дело, что ни к чему хорошему это не приведет. Как же мне хотелось, чтобы Адам разглядел Кейла! Ведь он гораздо интереснее чем его брат! Арон, на мой взгляд, очень странный. Он с самого детства живет в выдуманном мире. И, если для ребенка, это допустимо, то уже для подростка (а тем более для взрослого человека) это может иметь очень плохие последствия. Лучше всех, мне кажется, его видит Абра, его "невеста" с ранних лет. Настолько точно она его описывает в конце книги:

— Я очень старалась разобраться… Когда мы были маленькие, мы с ним придумали красивую сказку и начали жить в этой сказке. Потом я подросла и поняла, что мне нужно что-то другое, настоящее, а не придуманное.
— Но ведь…
— Подожди, дай мне досказать. Я переменилась, а Арон так и остался, каким был. Не повзрослел. Может, он вообще никогда не станет по-настоящему взрослым. Ему нравился этот придуманный мир, в нем все так, как он хочет. Он даже подумать не смел, что у сказки может быть другой конец.
— А ты?
— А я не хочу терпеливо дожидаться, как и что получится из этой сказки. Я хочу жить взаправдашней жизнью. Понимаешь, Кейл, мы с ним разные, настолько разные, что почти чужие. Мы цеплялись за сказку по привычке. Но я больше не верю в красивые сказки.

Точно, четко, емко. Да и Абру он не любил, он любил какой-то идеальный образ, ближе к святым из церкви, чем к живым людям. Совсем другое дело Кейл, он настоящий, он сомневается, мучается, совершает ошибки, винит себя, добивается поставленных целей. Он живой человек и от этого мне ближе. Даже в его "преступлении", которое привело в трагедии, я не могу обвинить его одного. Вина Арона не меньше. Он со всей своей святостью никогда не думал о чувствах близких ему людей, он эгоист и себялюбец. Он не подумал ни о своей возлюбленной, ни о престарелом отце. У него трагедия, ему плохо, его мир рухнул. Я, я,я и ничего более...

Ну, и конечно, пара слов о главном злодее романа, а точнее злодейке. Кэти Эймс. Убийца, шлюха, воровка, сутенерша. Человек без единой светлой черточки. Сам автор объясняет ее характер таким образом:

Я верю, что у вполне обыкновенных людей может родиться чудовище, монстр. Вам доводилось видеть таких уродов — нелепые страшные создания с огромной головой или с крохотным туловищем; бывает, дети рождаются без рук, без ног, или с тремя руками, или с хвостом, или рот у них в самом неожиданном месте. Все это прихоть случая, и никто тут не виноват, хотя раньше полагали иначе. Когда-то детей-уродов считали наглядной карой за тайные грехи родителей.
Но если природа допускает уродство телесное, почему бы ей не создавать и уродов умственных или психических?
Внешний облик может остаться без изъянов, но если игра генов или деформация яйцеклетки приводят к рождению ущербных телом, то разве не можете результате тех же процессов родиться ущербный душой?
Уроды — это просто разной степени отклонения от признанной нормы. И если один ребенок может появиться на свет без руки, другой может точно так же родиться без зачатков доброты или совести. Когда человек лишается рук, попав в катастрофу, он вынужден вести долгую борьбу, чтобы свыкнуться со своей потерей, но тот, кто родился без рук, страдает лишь от того, что люди видят в нем существо странное. Если у человека никогда не было рук, он не может ощущать их отсутствие. В детстве мы нередко пробуем вообразить, что бы мы чувствовали, будь у нас крылья, но наивно предполагать, что при этом мы испытываем те же чувства, что птицы. И понятно, что уродам именно норма должна представляться уродством, потому что каждый человек считает себя нормальным. А для монстров, чье уродство никак не выражено внешне, норма — категория еще более смутная, потому что по виду такой монстр ничем не отличается от других людей и сравнить себя с ними не может. Родившемуся без совести должен быть смешон человек с чуткой душой. По понятиям преступника, честность — идиотизм. Но не забывайте, что урод — это всего лишь отклонение, и в глазах урода как раз норма — уродство.

И я ему верю. Мне кажется, такие люди вполне могут существовать, редко, но могут. И ее поведение в конце книги ничего не меняет. Было ли там раскаяние, осознание своей чудовищности? Однозначно, нет!

Последний персонаж, которого мне хочется упомянуть это Ли. Китаец американского происхождения, слуга в доме Трасков. Но вот слугой, на мой взгляд, он был очень недолго. Именно на нем держалось все: и финансы, и хозяйство, и воспитание детей, и сам Адам. Без него мне даже страшно представить их жизнь, да и выжили бы дети тоже большой вопрос.

Еще в романе достаточно много места занимает Первая Мировая война и автору удалось очень ярко изобразить настроения страны, которая приянла в ней участие, но на чужой территории. Весь этот ура-патриотизм, непонимание действительных военных реалий, поиск "врагов" среди соседей вызывали очень неприятные эмоции. Сцена с пожилым немцем вообще задела меня до глубины души:

Каких только гадостей не строили мы мистеру Фенкелю! Он был нашим, городским немчурой. До войны, бывало, он каждый божий день проходил мимо нашего дома и ко всякому — и к взрослому, и к ребенку, и к собаке обращался с добрым словом, и все охотно отзывались на него. Теперь же с ним никто не разговаривал, и я как сейчас вижу его одинокую сгорбившуюся фигуру и выражение горькой обиды на лице.
Мы с моей маленькой сестренкой тоже обижали мистера Фенкеля, и при воспоминаниях об этом меня до сих пор от стыда бросает в пот, и комок подкатывает к горлу. Раз вечером мы играли перед домом и увидели, как он тащится по улице мелкими шажками. На голове у него прямо сидела аккуратно вычищенная черная шляпа с твердыми полями и высокой тульей, слегка примятой сверху. Не припомню, сговорились мы с сестрой сыграть с ним злую шутку или нет, наверное, все-таки сговорились, потому что удалась она на славу.
Когда он подошел поближе, мы вышли из калитки, не спеша пересекли улицу и остановились на обочине. Мистер Фенкель поравнялся с нами и, улыбнувшись, сказал:
— Топрый фечер, Тшон, топрый фечер, Мэри.
Стоя рука об руку, мы с сестрой разом выкрикнули: «Hoch der Keiser!»
Я до сих пор словно бы вижу его лицо, его удивленные и испуганные голубые глаза. Он хотел что-то сказать, но не выдержал и заплакал, даже не пытаясь скрыть слезы. И что бы вы думали? Мы с сестрой отвернулись, как ни в чем не бывало перешли улицу и скрылись за калиткой. Нам было стыдно. Мне и сейчас стыдно, когда я вспоминаю об этом.
И все же мы, дети, не могли причинить особого вреда мистеру Фенкелю. Для этого потребовалась толпа взрослых здоровых мужчин, человек в тридцать. Однажды в субботу они собрались в какой-то пивной и оттуда шеренгами по четыре двинулись по Центральному проспекту, подзуживая себя выкриками в такт маршу. Они в щепки разнесли побеленный заборчик у мистера Фенкеля и подожгли крыльцо. Ни один кайзеровский прихвостень не уйдет от нас! Теперь Салинас может прямо смотреть в глаза Сан-Хосе.

Ну и, конечно, как это часто бывает в зарубежной литературе, упоминаются доблестные американцы, ненавистные германцы, французские и немецкие солдаты, а вот об участии Российской Империи ровно четыре слова:

Россия вышла из войны

Я понимаю, что книга вообще не об этом, но не до такой же степени! Уж лучше бы вообще ни слова, чем такой исторический факт!..

Но что-то я отвлеклась) В первую очередь, это потрясающая семейная сага, которая дает хорошее представление о жизни в США в конце 19 - начале 20 века. Это масштабное полотно. Это притча о любви и ненависти. Это рассказ о семье. О добре и зле. О жизни и смерти. О преданности и предательстве. О воспитании. Об отцах и детях. Роман занесен в любимые и когда-нибудь обязательно будет перечитан!