2.5

В очередной раз пришлось прервать чтение "Рождественских повестей" Диккенса на одном и том же произведении - "Сверчок за очагом". Потому что чем дальше в лес, тем толще диккенсовские партизаны, и этот крутой сантабарбаровский замес напрочь разрывает мой маленький мозг. Все в кого-то влюблены, кругом драмы, потерянные родственники, обманутые и обманщики, перевоспитавшийся злодей, переодевания, совпадения, дурацкие пафосные поступки и вагон благородства, которое ведёт себя не слишком умно. В тот самый момент, когда весь балаган уже близок к тому, чтобы окончательно всё запутать, вдруг всё разрешается, и все с умильными лицами сидят за рождественским столом и в полнейшей гармонии уплетают за обе щёки, хотя пять минут назад готовы были друг друга переубивать, перецеловать, переженить и всякие прочие пере-. А ты (то есть я, ты это я, я это ты и никого не надо нам) сидишь с дымящейся головой и вялыми всквокиваниями: "Да как так-то, да как так-то!" При этом все линии абсолютно очевидные, но насыщенность и концентрированность событий на квадратный сантиметр текста пугает.

В "Рождественской песни в прозе" было пусть и наивное, но милое обаяние рождественской магии и искренняя вера в чудеса, здесь же, при всей моей любви к Диккенсу, уже тупо неправдоподобная страничка жёлтой прессы. Или ток-шоу. В общем, много скандалов. Думаю, что Диккенс специально так сделал, ведь ток-шоу не было, и срубить баблишка на популярных темах и любви народа к таким вот скандальчикам, драмам и всеобщему сюсюканью в конце можно было легче лёгкого.