4

Есть по крайней мере несколько авторов, прочитанных мною за последние несколько лет, которые очень похожи друг на друга. Похожи способом построения сюжета, постоянными отсылками к предысториям героев, эксплуатацией темы войны, некоторой откровенностью любовных сцен или просто физиологичностью. Но более всего эта схожесть проявляется в ИНТОНАЦИИ. Возникает такое ощущение, что авторы то ли усваивают эту особую интонацию светлой грусти, медитативности, эссеистической эмоциональности друг у друга, то ли эти настроения, действительно, витают в воздухе и тогда можно говорить о формировании нового дискурса в литературе. Конечно, это, прежде всего, моя личная читательская импрессия. И может быть, проза Меира Шалева вовсе не так сильно похожа на прозу Николь Краусс и Джонатана Сафрана Фоера. Или сходство с прозой Ромена Гари мне тоже почудилось? Как бы то ни было настроение у книги Шалева есть, а настроение, как известно, вещь для искусства крайне важная.

В основе сюжета лежит крайне романтичная история любви двух подростков. Которые запускают почтовых голубей, переправляют по небу свои послания друг другу и которые сами как голуби. Но описание их любви — не единственная линия в романе. Эта история обрамлена жёсткой рамкой реалистичности — повествованием о настоящем времени, главным героем которого является Яир, тот самый, которого принёс голубь (не путать с аистом). И мы видим, что романтики здесь уже раз-два и обчёлся: только лишь журавлиные стаи да звёздное небо и любовь на голом полу в недостроенном доме.

Главный герой Яир — довольно странный тип: подчиняющийся, живущий не своей головой, ставящий читателя в тупик своей неспособностью что-то делать. Он раздираем двумя, совершенно разными женщинами. Богатой женой из Америки и деловитой женщиной из юности, израильтянкой. Банальный спор между востоком и западом? Не хочется думать, что Шалев так однозначен и примитивен. Однако страницы о жизни героя в доме жены читать скучновато. Пока на сюжетном горизонте не появляется дом, который ГГ покупает и который ему перестраивает его подруга.
Но здесь повествование спасает как раз та самая интонация медитативности, несколько красивых описаний и лирических отступлений. Шалев явно владеет словом, но повороты сюжета у него либо чересчур гиперболизированы, либо излишни. Конечно, история любви Малыша и Раи преувеличенно романтизирована, а история жизни Яира имеет много сюжетных неровностей. А эпилог и вовсе сбивает наше читательское восприятие с толку. История, рассказанная Меиром Шалевым не так уж и эпична, чтобы можно было подытоживать её таким образом.

А вот то, что делает этот роман состоявшимся, это рассказ-воспоминание Яира, главного героя, о своей матери, той самой Рае с золотистыми кудрями. Он мысленно обращается к ней то «мама», то «она», то «ты». И это придаёт особую драматичность их взаимоотношениям. История её нелюбви к Папавашу, уход из семьи («Я не могу больше!»), тоска по Тель-Авиву — наиболее яркие и трогательные страницы романа. Особенно когда мы понимаем, что это именно она, Рая, запускала голубей, любила, была любима и совершила нечто фантастическое. А потом наступило время после любви. Время взвешенных решений и разумных поступков. Но, как оказалось, нет жизни за этой гранью. Тогда остаётся лишь смотреть на далёкий Тель-Авив, рушить стёкла в старом автобусе и слушать много лет подряд одну и ту же арию из оперы «Эней и Дидона».

И в этом смысле та интонация глубокой грусти оправданна. Только вот интересно, почему она так настойчиво звучит: потому что так проще писать или потому что по-другому писать невозможно?