5

Выбор этого и последующего тома обусловлен определенным замыслом, который шире предмета этой книги.
Второй том – это не так далеко от «начала начал». Самой крупной исторической фигурой, сравнимой по масштабу с Цезарем, Александром Македонским или Хеопсом, играющей с миром в этот период, является император Юстиниан, или, как он себя сам называл, Цезарь Флавий. В византийской истории по масштабу личности, наверное, Василий II сравним с Юстинианом. Но – не суть.
Поскольку я искал (и нашел) некоторые идеи, необходимые для другого «проекта», то чрезвычайно интересно было пошариться среди неких исторических констант: «Великий» - это вот как бы сразу, по должности? Или «становление» и изменение? Бронзовеешь с годами или голубые жилки с пульсирующей кровью видишь не только у себя? Видишь их и в 20, и в 60?
Если хватает мудрости мудрость эту по крупицам всю жизнь на своей поляне собирать, хватает ли её на самоиронию, например? Или, ещё: ты делаешь свиту, или она – тебя? Я – о Гамбургском Счете, а не счете в балансовой книге бухгалтера.
А что делать и как быть, если рядом – ох, как не ангелы? Как у Юстиниана, между прочим, было. Там ведь супруга его законная на спор с профи и шоу-герлами выходила: к кому мужских заходов за время определенное и входА различные, - больше будет. Соревновалась и выигрывала. И не только в этом, между прочим. Такие вот «кадры», что всё решают. И окружают личности масштаба исторического.
А лет меньше, чем через 100 после Юстиниана, можно найти кое-что интересное для упомянутого выше проекта в понимании каких-то истоков нашего отношения к тому, что пока ещё называется «Западом». Вот то, какое оно по большей части для большей же части нашего народонаселения, можно поискать (и найти) в VII веке. Нашей эры – тут не так далеко, по большому Счету.