4.5

Господь сотворил песок исключительно для малышей, дабы они в мудром бескорыстии игры воспроизводили суть и смысл всякой людской деятельности. Они засыпают песком свои ведерки в одном месте и тащат в другое, чтобы там высыпать. На смену им приходят другие малыши, чтобы из образовавшейся горки загрузить в ведерко песок и отнести на прежнее место.

Такова жизнь.

("Парк Шиллера", 1923 г.)

Это серия очерков и статей о Берлине 20х-30х годов ХХ века, написанных журналистом и писателем еврейского происхождения, родившимся в 1894 году в маленьком галицийском городке Броды, расположенном на окраине Австро-Венгерской империи, учившимся в Вене, работавшим в Берлине и Франкфурте, и умершим в Париже.

Йозеф Рот написал около двадцати романов, некоторые из которых были переведены на русский.

Так вот, когда я начала читать эту книгу, настрой был получить чисто познавательные сведения о Берлине. Но после нескольких первых статей стало ясно, что это не какая-нибудь там сухая безэмоциональная публицистика, а вполне себе читабельная документальная литература, написанная очевидцем и современником той эпохи, да, к тому же, окрашенная изрядной долей юмора! Даже не сатиры, что было бы вполне объяснимо, учитывая, что статьи могли писаться на заказ, а тонкой и благородной иронии. Я даже местами похихикивала.

Здесь собраны очерки на совершенно разные темы, которые объединяет один город - Берлин. И читая, понимаешь, что написавший их человек очень любил его.

Периодически, конечно, проводились параллели с "Москвой и москвичами" Гиляровского, ведь, если рассматривать "Берлин и окрестности" как целостную книгу, а не как сборник статей, то обе книги имеют похожую структуру: охватывают и культуру, и транспорт, и архитектуру, и развлечения, и социальные проблемы одного конкретно взятого города, разве что у Гиляровского временной отрезок побольше.

И, безусловно, фотографии. На них Берлин в своей довоенной красоте, люди, которые ещё не испытали на себе давление гитлеровской идеологии и даже не догадываются, как будет выглядеть их город через двадцать лет.

Европа знала казаков из варьете, оперную, если не оперетточную бутафорию сельских свадеб на театральных подмостках, знала русских певцов и русские балалайки. Зато она так никогда и не узнала (не узнала и сейчас, когда Россия пришла к нам), до какой степени оболган французскими романистами (самыми консервативными в мире) и сентиментальными почитателями Достоевского русский человек, низведенный ими до почти карикатурного гибрида набожности и зверства, алкоголизма и философствования, самоварного уюта и азиатчины. А во что они превратили русскую женщину! Это же просто человекоживотное, наделенное тягой к покаянию и страстью к обману, мотовка и бунтарка, литературная дамочка и бомбистка. И чем дольше длилось их изгнание, тем больше сближались русские эмигранты с нашими о них представлениями.

("Царские эмигранты", 1926 г.)