5 Нароков - почти как Набоков

Старый англичанин смотрит с утра на туман, окутывающий Лондон, и говорит дворецкому:
- Сегодня смог, Джон.
- О, поздравляю, сэр!
Старый анекдот

Нароков мог бы стать таким писателем, творчество которого изучали бы в школах и на филфаках, f молодые и не очень литературоведы, исследуя его произведения, могли бы толпами вступать в строй кандидатов и докторов филологических наук, написав многостраничные диссертации (наполненные какой-нибудь, простите, хернёй, не имеющей никакого научного смысла, как это часто бывает в филологических научных работах), которые бы свели с ума самого Нарокова.

Но всё это только могло быть. Ибо официальная библиография Николая Владимировича Марченко (настоящая фамилия писателя) насчитывает всего только три романа.

Зато каких! "Могу" - второй, мною прочитанный из трёх и, как "Мнимые величины", приведший меня в восторг. Вот ведь бывают такие писатели - всю жизнь занимаются чем-нибудь совершенно не связанным ни с литературным творчеством, ни даже с публицистикой-журналистикой, а потом вдруг р-р-раз - и прославят своё имя одним единственным произведением. Или двумя. Или тремя, как Нароков. А ты читаешь, и ноешь про себя - ах, уважаемый, ну что же вы так мало-то написали!

Если в "Мнимых величинах" Нароков обличает кровавость и несостоятельность большевизма, то "Могу" - это уже двуплановый, или двухуровневый роман, обличающий могучесть человека. Первый, главный уровень - это возможность беспринципного человека реализовать своё "могу", второй уровень - проблематика любви и личной нравственности. Всё вместе объединено детективной линией. И в форме повествования, и в стилистике, и в подходе к раскрытию сюжета и характеров своих героев Нароков мне напомнил Набокова. Есть немало общего, поверьте.

Однако я отвлёкся.

Дальше...

...человек с крепко сжатыми челюстями и с надменно развитыми надбровными дугами, конечно, не упускал ничего, что он мог бы сжать в кулаке и из чего он мог бы выдавить сок.

На первом плане сюжета - могучесть беспринципного Ива, целью жизни которого является удовлетворение своего "Могу". Иву всё равно на кого работать - на коммунистов, на фашистов, на дядю Сэма. Ему важно чувствовать, что он и впрямь может. Может всё, что захочет. Но самое главное - а чего он хочет? Ответ удивительный - особых желаний в этой жизни у него нет. Разве что увеличение капиталла. Всё остальное - это лишь реализация своего "могу" ради спортивного интереса, ради самоубеждения, что он и впрямь всемогуч. До тех пор, пока не ему не понадобилось, чтобы к нему пришла Юлия Сергеевна. Чтобы пришла сама, не силой, чтобы захотела прийти к нему и остаться с ним.

Всякое «хочу» еще не конец, за ним стоит «могу». А за «могу» уже ничего не стоит. Оно — предел.

Что же опровергает Нароков, какое "могу"? Ведь "могу" бывает разным. Бывает "могу в космос полететь". Бывает "могу всё своё состояние нищим раздать, а органы после смерти завещать на пересадку". Бывает "могу своим телом дуло пулемёта закрыть". Нароков обличает "могу" в философии Ива - "могу птичку задавить руками", "могу на выборах провести кандидата, неугодного избирателям". Всё раскрывает сам Ив:

— Почему «могу» проявляется только в уничтожении, а не в созидании?.. Видите ли… Был когда-то один умный и хороший человек, которого я раздавил. И когда он увидел, что он раздавлен, и когда он понял, что раздавил его именно я, он сказал мне так: «Вами во всем руководит комплекс неполноценности и сознание своей неполноценности. Вы знаете, что в вас нет ума, образования, талантов, широты взглядов, изящества чувств, великодушия и благородства. Вы знаете, что вы — человек третьего сорта, что вы стоите не на верхней ступеньке и никогда на верхнюю не встанете. Подняться до высших вы не сможете. Но вы можете сделать другое: вы можете опустить этих высших. Вы можете заставить благородного человека сделать подлость, доброго — сделать зло, честного — преступление. Вы можете вконец разрушить жизнь ученого и можете довести до отчаяния поэта. Вы принижаете всех, кто выше вас, и этим становитесь выше их. Не поднимать низшее, но снижать высшее — вот ваша задача и ваш метод. А это задача и метод той неполноценности, которая знает, что она — неполноценность!» Вот что сказал мне тогда этот человек.

Вот в этом лишь вижу авторскую недоработку. Нароков нацелил своё перо против "могу-неполноценности", но получилось словно бы против всякого "могу", в том числе и против "могу" людей первого сорта. И не будь в романе этих самых первосортных людей - в книжке бы вышел излишек соли и перца.

Но такие люди есть, и первый в их ряду, конечно же, Табурин. Местами слишком хороший, местами слишком благородный, где-то лакированный, но он есть. И когда в середине романа случается убийство, и обвинение падает на Виктора, Табурин демонстрирует своё собственное "могу". И это "могу" благородного человека на первый взгляд не выдерживает никакой критики: "могу не верить уликам, обличающим преступника", "могу защищать его вопреки здравому смыслу" и, наконец, "могу оставаться собой, таким, какой я есть на самом деле".

На "могу" Ива (но не на "могу" Табурина") находится и "не могу". Оно проявляется, может быть, не так очевидно, но проявляется. "Не может" Софья Андреевна, помощница Ива. Совершив преступление ради исполнения ивовского "могу", она переступает ту черту, которой нет у Ива, и оказывается во власти собственных кошмаров. А всё почему? Да потому, что не послушалась старушка совета Ива, который сказал ...дерзающий должен быть силен. А если в нем силы нет, он должен стоять около сильного и опираться на него. Вот именно: опираться. Не своевольничать, а идти за сильным. Ни на шаг от него! . Короче, "могу" Ива несоизмеримо (и к сожалению) больше "могу" его помощницы - у него просто нет такой черты, которую ему надо переступать. У него нет принципов. Следовательно Нароков ему как бы полностью отказывает в человечности. И в итоге приводит к моральному поражению - ведь реализовать своё главное "могу" Ив всё-таки не смог.

Есть и другое "не могу". Не смогла соединиться с Ивом Юлия Сергеевна - в силу своей внутренней чистоты. Не мог и Виктор убить мужа Юлии Сергеевны. Об этом не будем рассуждать - в романе на эту тему очень убедительно Табурин рассуждает, мне его не переплюнуть.

Поверьте в любого человека, у которого в душе вместо вашего «могу» крепко сидит «не могу»!.. Разве вы не видите, что «не могу» сильнее, чем ваше «могу»!

Обо что же разбилось ивово "Могу"? О, это уже второй план романа. Нароков выбрал очень любопытный способ разрушить "могучесть", поскольку непреодолимым препятствием становится любовь. Точнее, любовный треугольник - Юлия Сергеевна, её муж и ей любовник Виктор. Ситуация во многом классическая, и оставалась бы таковой в романе, если бы не одно но. В повести декларируется допустимость нескольких видов любви, тем самым любовные треугольники и оправдываются. Более того, деклараторами являются, как ни странно, всё тот же благородный Табурин с одной стороны, и Юлия Сергеевна с другой. Правда, для неё это является скорее средством оправдания того, что у неё есть любовник при муже инвалиде. В то же время она сама себя убеждает, что любит их обоих, только разной любовью, и значит её роман с Виктором совсем не является изменой мужу.

Ох, Нароков, ох, шалунишка! Как у тебя всё просто получилось! Знал ли ты, что вот эта твоя философия в одночасье может облегчить совесть тех читателей, кто ходит налево и чувствует угрызения совести?

...«Кто любит попадью, а кто свиной хрящик!» И это, если вдуматься, уди-ви-тельно! Колоссально удивительно!.. Разные вкусы, это штука естественная и понятная. А вот то, что мы наше чувство к попадье и к свиному хрящику определяем одним и тем же словом «любит», это и неестественно, и непонятно... Как же это возможно две такие необъединимые вещи, как наше отношение к попадье и свиному хрящику, объединять одним словом — «любит»? А вот мы объединяем их!

Ну и напоследок замечу. В отличие от "Мнимых величин", эта книга Нарокова вышла совсем не политической. Но всё-таки он антикоммунизм, и выпады против него встречаются нередко в книге. Это я уж так, к слову.

Вот как-то так...