5

Сакура в пышном цвету;
Плесень сжирает циновку.
Страна контрастов.

Не Басё

Очень, очень.

Автор, профессор физики, на год уезжает из России в Японию – работать и жить. Она едет туда, где возле прудов томно прогуливаются хрупкие дамы в кимоно; где пол устилают травяными, экологически безупречными татами; где пьют чай из изящных чашек какой-нибудь династии Тан, с Фудзиямой и гейшами; а в коллективах царит строжайшая субординация, и подчиненный безропотно служит своему начальнику, а жена – мужу.
И приезжает – туда, где женщины смиренно таскают пудовые чемоданы, потому что носить тяжести – не мужское дело; где экологичные татами в сезон дождей покрываются густой плесенью; где большие тонкие чашки с ярким рисунком изготавливают для иностранцев и для людей с дурным вкусом, а себе со знанием дела берут маленькие, тусклые, грубой работы; где подчиненный… а, нет, с субординацией все так и есть.

Причем с первых страниц на тебя наваливается не только контраст между стереотипами о Японии и ее реалиями, - его ждешь, - но и резкие противоречия между японским и русским укладом жизни, культурами, мировоззрением. «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». Вот с этим мне было труднее. Почитав, как героиня обустраивалась в скромном японском жилище, я по-новому и с неожиданным удовольствием взглянула на свой, российский быт: вокруг – не промасленная бумага, а бетонные стены, и если захочется повесить на них полку, то придется дрелить; батареи греют всю зиму, а ранней осенью, конечно, ворчишь на коммунальщиков, что уже холодно, а они все еще не включают; если я буду громко топать, то соседи снизу придут разговаривать ко мне, а не напишут молча жалобу моему начальнику на работу. По сравнению с узкой и хрупкой Японией, бытовая жизнь в России шире, прочнее, монолитнее, прямолинейнее.

Но японский быт – не главное, автор, в конце концов, привыкла, а потом и сроднилась с ним. Тут еще очень удачно выбран промежуток времени – год. И не много, и не мало, за год можно прожить всю японскую жизнь в миниатюре, со сменой сезонов, чередой праздников и будней. В конце есть забавная глава о том, какой «на вкус и цвет» была российская действительность по возвращении.
А вот свыкнуться с японскими нравами она так и не смогла.

Японцы редко говорят искренне. Чаще отвечают, как положено.

Учиться в Японии - значит заучивать наизусть.

Японская иерархия – как бамбук, растущий только вверх. У него нет горизонтальных ветвей, которые могли бы возомнить, что они равны (...) И держится Япония не на коллективизме, а на бамбуковой структуре, на абсолютной покорности каждого быть тем, кем его определили.

От внешнего мира японцы, словно сговорившись, прятали свою суть. Заботились о форме, скрывали содержание. Ценили ритуал, таили искренние чувства – не жаловались, если больно, не кричали, рожая, умирая. Если жизнь вообще – театр, то японская жизнь – театр особенно. Здесь жили по сценарию. По сценарию ели, спали, работали и отдыхали. По сценарию разговаривали с начальником и с женой, по сценарию женились, кланялись, разделывали рыбу, заваривали чай. Сценарий японской жизни не допускал импровизаций, роль свою полагалось знать точно, до мельчайших деталей.

Написано о нравах много и очень интересно. Субъективно, иногда очень даже, но при этом не однобоко и не однозначно. Вот она пишет о японских домохозяйках. Они обязаны во всем угождать господину-мужу, обслуживать его (именно это слово часто используется японками, рассказывающими о своей роли в семье). Все домашние дела лежат исключительно на женщине. Брак далеко не всегда заключается по любви, в Японии до сих пор жену сыну может выбирать мать (а то и начальник). В общем, феминистки негодуе. Но как живется господам и повелителям своих покорных жен? А точно так же, только им приказывают начальники, ослушаться которых немыслимо. Работа для японца - все, а найм в компанию зачастую пожизненный. Их называют "солдатами компании", потому что компания в любой момент может решить перевести того или иного сотрудника в другой город, и часто так делают, тасуют колоду, чтобы усмирить молодых и резвых, исключить фаворитизм и т.д. И они переезжают, жертвуя собственными интересами - компания велела. Вот так.

Сразу вспоминается знаменитый сборник очерков Овчинникова Ветка сакуры . Но его книга и книга Кругловой, как говорят в Одессе, это две большие разницы. Овчинников пишет не от себя лично, а от себя-как-журналиста-международника, с оглядкой на политику и с интересом к крупномасштабным явлениям и событиям. Он абстрагируется, обобщает, анализирует, конкретики у него немного. Его "Ветка" пришлась бы японцам куда больше по душе из-за расплывчатости, "политкорректности", даже при описании острых проблем. Круглова же очень конкретна, часто пристрастна, ее книга - это репортаж с места событий, хроники. Она много внимания уделяет малому, повседневному, тому, чего Овчинников касается вскользь. Его больше интересуют социальные группы, ее - конкретные люди, каждый из которых в чем-то "типичный представитель", а в чем-то уникален. Что касается групп, то в "Японии по контракту" рассказано, в основном, о "белых воротничках", работниках умственного труда, преподавателях и студентах, а в "Ветке" - о рабочем классе. На мой взгляд, у Овчинникова образ Японии получился более романтичный, кавайный, а у Кругловой более реалистичный.