3.5

Литературная разминка. Что общего у романа Кафки "Замок" и романа Камю "Первый человек"? Вот тут то мы и посмотрим на вашу дутую эрудированность!
Итак, правильный ответ (*барабанная дробь*): у писателей совпадают первые 2 буквы в фамилии!

А если серьёзно, то оба этих романа - не окончены. Строить суждения, делать общие выводы о незавершенном произведении, будь то книга, скульптура или картина, согласитесь, сложно и неправильно. Что бы мы сказали о "Сотворении Адама" Микеланджело, глядя лишь на её левую половину? Так же и с книгами. "Мёртвые души", "Жизнь Клима Самгина", "Тайна Эдвина Друда", "Замок", "Первый человек"... В каждой из них события могли бы тысячу раз поменяться, и чтобы там не утверждали литературоведы и историки, имеющие сведения, заметки и документы о планах писателя, истинный замысел навеки остался в голове творца и почил вместе с ним. По-хорошему, такие книги не следует публиковать, а делается это главным образом благодаря имени и славе писателя. Черновик слесаря Ивана Ивановича Иванова, найденный женой на чердаке, отправится в урну, в то время как тридцать страниц недописанного трёхсотстраничного шедевра (и именно "шедевра", ведь гений не умеет иначе!) Пушкина или Достоевского сразу станут бестселлером.

Камю по шесть раз перерабатывал свои рукописи. Он наверняка не стал бы печатать текст в таком виде. Через это трудно переступить. (Катрин Камю, дочь писателя)

Что бы он сказал, интересно, узнав о публикации? В моральном смысле, анализ тетрадок, заметок, черновиков Камю (представленных в настоящем издании) представляется мне неэтичным, копанием в чужом белье. Какие-то сокровенные и сугубо личные мысли и переживания выставляются на всеобщее обозрение. Примеров подобных публикаций - масса, но я всё же чувствовал себя неуютно, листая чужой "дневник".

Что ж, говоря об этом неоконченном романе, ограничусь частностями. Единственное обобщение по всему творчеству Камю, которое у меня напрашивается после прочтения "Первого человека", состоит в том, что во многих его произведениях на передний план выходит тема "отшельничества", "обособленности" отдельного человека от общества. Такие никем не понятые люди описаны Камю и в "Постороннем", и в "Падении", и в "Калигуле", и в "Первом человеке". Видимо, Альбер сам чувствовал себя "другим"

...тот, кто "знает", отдаляется от других людей, не может больше разделять их заблуждений. ("Первый человек", заметки и планы)

, поэтому у него много таких персонажей. Вот и в автобиографическом "Первом человеке" Жак Кормери (читай, Альбер Камю) духовно оторван от семьи, не имеет прошлого (потому что почти ничего не знает об отце), он

...вырос и созрел без всякой помощи и поддержки [...], чтобы затем в одиночку, без памяти и веры, вступить в мир людей своего времени и в его ужасную и захватывающую историю.

Маленькая, но ёмкая деталь: в лицейской футбольной команде Жак был вратарём, а все вратари - в каком-то роде изгнанники.

Что же до частностей, то очень понравилось описание бедной алжирской семьи, в которой рос Камю и его герой Жак. Палящее солнце, море, ветви кипарисов, полупустые комнаты, бабушка-диктатор, мать-тихоня (чей смиренный образ - тема отдельного религиозного разговора), глухой дядя - я как будто побывал там, вместе с ними! Когда Камю предаётся ностальгии, его перо невозможно остановить - он пишет проникновенное, трогательное предложение длиной в страницу и абзац длиной в три, которые, несмотря на объём, читаются приятнее и легче, чем короткие отрезки.

Ещё приглянулся образ учителя - в романе мсье Бернар, в "реале" Луи Жермен, которому Камю посвятил свою нобелевскую речь - образ "идеального учителя". Я сам в недавнем учитель, посему заинтересовался этим.

А в завершении, о мистике. Обладал ли Камю даром (или проклятием) предвидения неизвестно, но последнее слово в рукописи его последнего романа... Впрочем, вот цитата, полюбуйтесь сами:

...хранил одну лишь слепую надежду, что [...] неведомая сила в тёмной глубине его существа [...] не оставит его и впредь, и с той же неиссякаемой щедростью, с какой дарила его жизни смысл, подарит ему, когда придёт время, примирение со старостью и со смертью.