5

Я вам скажу, когда я на самом-самом деле горжусь своей страной (нет, в других случаях, тоже - right or wrong - my country), на самом-самом деле - это когда Пласидо Доминго на русском языке поет: " Забу-удет мир меня, но ты...ты...Ольга..."
И это самое "О-о-ольга" прозрачным, мерцающим шаром выкатывается из его драгоценного горла.
Или когда на экране в огромном кафедральном соборе, пустынном и запредельно прекрасном, играет Баха на виолончели Мстислав Ростропович...
Или когда Вишневская поет "Вокализ" Рохманинова. Услышав именно это произведение в исполнении Галины Вишневской Анна Ахматова написала свое знаменитое:

"Женский голос, как ветер, несется,
Черным кажется, влажным, ночным.
И чего на лету ни коснется –
Все становится сразу иным.
Заливает алмазным сияньем,
Где-то что-то на миг серебрит
И загадочным одеяньем
Небывалых шелков шелестит…"

У автобиографической книги Вишневской такая личная интонация, что сразу я наизусть в 9 лет пою "Евгения Онегина", у меня бабка-цыганка, я с триумфом прохожу конкурс в Большой, я выхожу замуж за Ростроповича и наш первый поцелуй (мы еще не знакомы) - в щиколотку "Ах, какие у вас ноги!".
Вот только никак не удается представить как мне удалось выжить в блокаду, пережить смерть маленького сына, предательство учеников и друзей, ненависть, зависть, доносы...
Ах, ну да, это же не моя судьба... она не всем по плечу. Да что там! Она только ей и по плечу.
Эта женщина родилась королевой. Резкой, властной, прекрасной, женственной, гениальной. Стоит послушать, как она рассказывает о своем муже - она говорит о Короле. Только ему она подчиняется, зато полностью и с королевским достоинством.
Книга называется "Галина. История жизни." На самом деле, конечно, это история страны, история народа, рассказ о высоком искусстве, о гениальном Шостаковиче, о великом Солженицыне, о русском народе, находящемся на момент описываемых событий в тяжелом, рабском, обманутом состоянии... Чтение страшное не описанными событиями даже, а тем, что не можешь ответить себе на возникающий вопрос: "Да изменилось ли хоть что-нибудь?" Верю, что изменилось! Но... насколько?
В последнее время я прочитала три книги воспоминаний о самом расцвете советской империи. Их вполне можно сравнить по отношению авторов к машине советской власти.
Каверин "Эпилог" - автор писатель, на неплохой должности в Союзе писателей СССР (кстати, этот СП - сам по себе машина подавления инакомыслящих). Панически боится властей, клеймит тех, кто кажется ему сотрудничающим с КГБ. Но кидается жать руку следователю, когда тот цитирует ему "Двух капитанов": "Я восхищаюсь вашей начитанностью!..."
Померанц "Записки гадкого утенка" - автору не дали стать "кем-то". Он стал им в факультативном порядке. Прошел войну, лагеря, был профессиональным диссидентом и никогда - ничего - не боялся после Сталинграда. Потому что понятие страха потеряло смысл.
Галина Вишневская "Галина" - есть вещи важнее протестов. Да и куда? К кому идти протестовать? Она гений, занятый своим делом. Искусством. Музыкой. Оперой. Пример Шостаковича перед глазами: его сломали, уничтожили, он подписывал все "осуждающие" письма не глядя и не читая, лишь бы дали писать, творить, сочинять. А то ведь могут и этого не дать!

Бедный Дмитрий Дмитриевич! Когда в 1948 году в переполненном людьми Большом зале Московской консерватории он, как прокаженный, сидел один в пустом ряду, было о чем ему подумать, а потом помнить всю жизнь. Он часто говорил нам, когда мы возмущались какой-нибудь очередной несправедливостью:
— Не тратьте зря силы, работайте, играйте… Раз вы живете в этой стране, вы должны видеть все так, как оно есть. Не стройте иллюзий, другой жизни здесь нет и быть не может.
А однажды высказался яснее:
— Скажите спасибо, что еще дают дышать.

Но Вишневская и Ростропович следующее поколение, они смогли вытерпеть великодержавное хамство не до конца. Написали письмо в защиту Солженицына. Что ж, их не посадили и не убили - времена не те, Сталин давно в могиле, но... Пришлось уехать. О, как их унижали перед отъездом! Как объясняли им, что они никто, что только властию коммунистической партии им разрешено было похлебать из лучшей кормушки, что они деградировали, как артисты, что "ишь, куда замахнулись - Брежневу заявление подавать", что "тут оркестры сами не хотят с вами работать и там вы никому не будете нужны". И еще многое и многое.
Но перед Галиной уже стояла только одна цель - уехать. На два года.
Вышло же - на целых шестнадцать лет. Однажды они из газет узнали, что лишены гражданства.

Прошло много-много лет, и вот старая Галина Вишневская, уже похоронившая своего любимого мужа, отвечает на вопросы ведущей передачи:
- Вы столько прожили во Франции, вы уже привыкли, зачем возвращаться?
- Потому, что это моя страна, мой народ. Я люблю его со всеми его вывертами, свойственными и мне в том числе, я от этого не отрекаюсь. Да хочу я тут жить и всё!