5

В первый раз я прочитала этот роман, который умещаясь в два предложения, вмещает в себе столько жизней и страстей, где-то в конце 80х -начале90х в Иностранке. После него я ходила словно пьяная. Может потому, что сама была совсем молодая и чувства героев романа во многом соотвествовали моим. Потом уже в 2000е хотела перечитать, но не помнила ни названия, ни автора. "Крестовый поход детей" приводил меня только к Воннегуту... И тут вдруг, читая рецензии на liveLibe, натыкаюсь на Врата рая - совсем не Анджеевского, просто на одноименную книгу. Меня словно током прошибло - вот оно!

Сюжет книги прост как правда - он описывает начало крестового похода детей 13 века именно как это, должно быть и случалось: некоему пастушку было откровение,

чтобы, противу бездушной слепоты рыцарей, герцогов и королей, дети христианские не оставили милостью своей и милосердием город Иерусалим, пребывающий в руках нечестивых турок, ибо скорее, нежели любая мощь на суше и на море, чистая вера и невинность детей величайшие могут сотворить деяния

И вот они идут по весеннему краю по направлению к городу Иерусалиму, исповедуясь на ходу старому монаху, чтобы мирские грехи не отягощали их в их уже достаточно тягостном пути.

Когда первый раз прочитала роман, я подумала, что, ей же ей, сколько верующих, прочитавших его, возможно, потеряют веру, и сколько неверующих - возможно, приобретут ее. Потому что Анджеевский обнажает корни человеческой веры - боль, любовь и отчаяние сочатся из каждой строчки романа: по мере того как каждый из детей рассказывает монаху свою незамысловатую историю, становится ясно, что же на самом деле движет этой на первый взгляд фанатичной толпой.

Что же такое толпа? Или любое искреннее и страстное общественное движение? Что движет этой человеческой стихией и как? Почему тысячи детей как один человек стремятся к далекому городу? Анджеевской описывает тонкий, порой пугающий и далеко не однозначный механизм единения людей в порыве.

Цитата, конечно, не отсюда, но очень хорошо передает мое переживание какой-то захватывающей стихийности этой книги:

И море, и Гомер - всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.