3.5

Books make sense of life. The only problem is that the lives they make sense of are other people’s lives, never your own.

Я совершенно незнаком с Флобером, но адски люблю Барнса: невежество в данном случае ничуть не помешало дочитать "Попугая" до конца и даже не очень запутаться. Книга, конечно, настолько о Флобере, насколько это физически возможно для художественного произведения, но при этом на месте француза мог запросто оказаться любой другой литератор. "Попугай" поднимает вопросы интерпретации творчества, аутентичности толкований и бегства от реальности (в иную, не менее истинную реальность литературы?), которые, естественно, справедливы для каждого графомана.

История местного рассказчика Джеффри Брэйтуэйта подчинена Флоберу, он отчаянно пытается придать осмысленность собственной тоскливой жизни через анализ флоберской. Первое внятное слово об этой жизни читатель впервые услышит где-то к середине - настолько плотно она закутана во Флобера (можно, я скажу "флобертку"? можно? можно?). Со стороны это прозвучит, как удивительно претенциозная, малодоступная для восприятия постмодернистская затея - но мы говорим о Джулиане Барнсе, которого невозможно не читать с удовольствием в любых условиях. Фирменного тонкого юмора, кстати, здесь тоже хоть отбавляй: "Попугая" вряд ли растащишь на удобоваримые цитаты, потому что в роли панчлайна зачастую выступает контекст, но заскучать при чтении этой книги почти невозможно (в одном месте Барнс даже ехидно проходится по самому себе, цитируя "Метроленд").