4

Я провела с Генри Мортоном немало относительно чудесных часов, но так и не смогла его раскусить. Какой Вы, Генри? В каком из многочисленных путеводителей скрылось Ваше настоящее лицо?

Не совсем понятно, в каком качестве Мортон отправился в путешествие по Святой Земле. Журналист? Историк? Религиовед? На мой взгляд, остановись он на чем-то одном, книга вышла бы восхитительной. А пока – мой беспристрастный взгляд на каждую из его писательских ролей (в конце я скачусь в оголтелую критику, обещаю, но пока – беспристрастно).

Роль первая. Создатель жизненных зарисовок.
Эта роль удалась безоговорочно. Прекрасно выписаны персонажи; диалоги (подозреваю, воображаемые) – меткие и остроумные. Старый грек, совершающий паломничество ко Гробу Господню, буквально стоит рядом с вами. Крестится своими потрескавшимися руками, медленно опускается на колени, плачет от умиления… Гостеприимные арабы, испуганные дети, надменные верблюды, бедуины, возмущенные ростом цен на жен – всё это описано живо и интересно. И я не стану осуждать Мортона за то, что среди безлюдной пустыни ему то и дело попадается англоговорящий проводник, археолог-любитель или человек, вынужденный ежедневно писать жене письма из кругосветного путешествия. Эти персонажи рассказывают нам интересные истории, будем же благодарны им за это. Кто не придумывал себе интересных собеседников, пусть первым кинет камень в Генри.

Тем более, автор добросовестно описывает и вполне реальных людей. Вот, например, самаритяне. Мортон очень сокрушался, что их осталось всего 150 человек. А вот википедия говорит, что уже 720. То есть в последние несколько десятков лет у самаритян все вполне благополучно складывалось, несмотря на кровосмесительные браки и странную, явно вредную для здоровья манеру поглощать пищу.

Вход в шатер забрызган кровью. Мясо жертвенных животных зажаривают и съедают: самаритяне должны заглатывать его крупными кусками, изображая спешку, в которой израильтяне бежали из Египта.

Когда автор описывает выходки уличных торговцев, пересказывает древнееврейские мифы или рассказывает душераздирающую историю о собаке, которую побили камнями арабы, но убивать не стали, ибо не позволяет религия, мне хотелось быть рядом с ним, честное слово! К сожалению, в такие моменты он всегда вспоминал о том, что не перечислил глубину рек, названия гор и холмов, а также расстояния от одной неизвестной читателю географической точки до другой… Тут мне становится грустно и я перехожу ко

...

Второй роли Генри Мортона. Сухой информатор.
Информации настолько много, она настолько плохо запоминается, что вызывает у читателя ощущение бессилия. Временами автор напоминал современного человека, сделавшего в путешествии пару тысяч снимков и выложившего их в социальную сеть. Все. Без разбора. Я люблю детали, люблю подробности, но мне нужны акценты. Согласитесь, странно и несправедливо, когда следующие описания оказываются одинаково важными для автора:

- Монах, бросающий записки в пещеру, где, по преданию, похоронены Авраам и прочие патриархи. Авраам, понимаете? Это же, блин, удивительно, расскажи нам еще!

- Обычный араб на обычной улице делает из обычной глины обычный кувшин. Нет, я не хочу подробностей, Генри, остановись!
И эти события идут буквально через запятую! Всё-таки некоторые фоточки из путешествий нужно удалять – хотя бы для того, чтобы люди уделяли больше внимания оставшимся…
Но меня есть версия по поводу причин такой тщательности. Вот она:

Третья роль. Толкователь Писания, проповедник.
Почему-то Мортон посчитал себя обязанным описывать всё, что видит и непременно сопоставлять с Библией. Процесс копчения рыбы, особенности миграции зимородков, отличительные черты современных олив и эвкалиптов, лютиков и анемонов, перевод всех этих слов на немыслимые языки – по очереди – чтобы в результате доказать, что в Библии имелось в виду то, что имелось. Если и перевод с древнеарамейского на латынь и обратно не помогает, автор смело фантазирует. Например, в Библии сказано о том, что Иисус говорит о белых нивах – но в этом месте и в это время года никак не могло быть урожая белого цвета. Мортон утверждает, что речь иносказательно идет о людях в белых одеждах. Если описаны скачущие овцы – а скакать могут только ягнята – он находит(!) местных жителей, дрессирующих овец и представляет, что во времена Христа тоже наверняка были люди, занимающиеся подобным. Мелочь? Не для Генри Мортона. Он видит символику во всем, даже в географических перемещениях Христа по стране:

Удалившись в Галилею, Иисус совершил символический акт. Он развернулся спиной к миру Ветхого Завета, и с этого момента начинается история Нового Завета.

По сути, автор пытается реконструировать жизнь Иисуса, передавая читателю всё, что видел своими глазами мессия – в Галилее, Назарете или на вершине Елеонской горы. Очень проникновенно описана рыбная ловля (тем же способом, что и 2000 лет назад) или еврейское жертвоприношение в Пейсах. Книга действительно расцветает, когда в ней оживают строки Писания.

Ни на миг нельзя забывать, что «Святая Земля» написана глубоко верующим человеком. Иначе некоторые моменты могут показаться слишком надуманными или фанатичными. Но в этом прелесть книги, индивидуальность, умилительность – и, к сожалению, затянутость.

Роль четвертая. Англоман.
Сначала это было забавно. Потом настораживало. Пугало, наконец… Но да, автор умудрился буквально в каждой главе сказать об Англии. Если ничего подходящего в голову не приходило, он утешался тем, что посреди Иерусалима видел человека в традиционном английском костюме. А кельты оказали огромное влияние на культуру Палестины, понятное дело. А зал заброшенной синагоги сможет сравниться по величине только с Вестминстер-Холлом. Вот еще прекрасный пример тоски по родине:

Я сказал, что на улице не было никого кроме спящего старика-араба, коз и верблюдов; но я ошибался. В одно мгновение — оно навсегда останется у меня в памяти, — английский пойнтер, представитель той спортивной породы, которой славится Англия, выскочил из-за угла глинобитного дома и замер, глядя прямо на меня с отрешенным высокомерием английской собаки, попавшей на Восток.

Около Иордана Мортону показалось, что он стоит у берегов английской реки. Серьезно. Он не шутит. Генри и сам удивляется – мол, растения вокруг экзотические, похожие на бамбук.

Думаю, все дело в скоплении ив, роняющих ветви и листья в поток — в точности, как аналогичные деревья на Эйвоне, на лугах под Стратфордом-на-Эйвоне в марте.

Ивы. Точно, всё дело в ивах.
Впрочем, эта любовь к родному дому настолько трогательна, что я совсем не против такого количества Англии в книге про Палестину.

Не самое легкое было путешествие, но, безусловно, познавательное. Не так много прошло времени с момента написания книги, однако сколько всего изменилось за эти годы! Взять хотя бы образование государства Израиль, военные действия, которые сделали для нас невозможными посещение некоторых из описанных мест… Вряд ли получится использовать этот кирпичик по прямому назначению – в качестве путеводителя. Но проникнуться библейской атмосферой перед путешествием – почему бы и нет?

Я задумчиво шел прочь, через древний город, сожалея о том, что было и прошло, и надеясь, что никто не осудит человека, который, вернувшись из странствий, произнес слова, возникшие в его памяти и впервые сказанные давным-давно — именно здесь, в городе Остия: «Ничто не далеко от Господа».