4

Видимо интересный человек был Владимир Аркадьевич. Кавалерийский полковник, "брошенный на театр", он управлял отнюдь не кавалерийскими методами. А наоборот, судя по всему, был виртуозным администратором, знатоком интриги, мастером лавирования.

Это, кстати, отчетливо проявляется и в том, как написаны сами мемуары. Достаточно сказать, что вышли они уже при советской власти, в 1924 году, а автор получал персональную пенсию Наркомпроса. При этом написаны так, что в них нет явной позиции по классовому вопросу. Вернее, каждый может ее вычитать в соответствии со своими вкусами. Описано высочайшее покровительство искусствам, но и высочайшее топорное вмешательство в художественный процесс. Тяжелая жизнь рядовых артистов, но и их эгоизм, ничтожество, глупость. Описаны даже волнения 1905 года, как они отразились на театре. Но и тут читатель волен прочитывать смыслы по своему вкусу. То ли произошел всплеск самосознания, артисты стали объединяться, образовывать профсоюзы, бороться с угнетателями. То ли вели себя как дети на празднике непослушания, попутно сводя личные счеты. Впечатление усиливают комментарии к книге, призванные "подправить" политически близорукого автора. Вот они написаны столь топорно, что достигают противоположной цели.

Автор кажется умудрился никого не обидеть. Ну кроме пожалуй Мариуса Петипа, которого он отчетливо не любит, считает незаслуженно прославленным и которого собственно выгнал из театра.

Воспоминания с одной стороны написаны обтекаемо и затянуто, со многими повторами. С другой - рисуют поразительно яркую бытовую картину. Подробное описание той неразберихи ноября 1905 года, в которой то открывались, то закрывались театры, артисты то требовали свободы, то боялись выступать, рассказывает о первой русской революции гораздо больше, чем многие описания митингов и волнений.

Много пишет про Шаляпина, явно гордясь своей дружбой с ним и тем, что именно он переманил певца на императорскую сцену.

И еще мне кажется, что эта книга очень много говорит о театре вообще: о тайных пружинах и невидимых миру слезах, об интригах, жестокости и вместе с тем душевности и чувствительности. И об удивительным образом рождающемся среди этого всего искусстве.