5

Как начать мне признание, в каком восторге я пребываю после прочтения? Вероятно, правильно будет упомянуть, что я ждала эту книгу с самого ее зарождения, когда автор поделился со мной идеей, аккуратно осведомившись, стоит ли над ней работать. Я ответила утвердительно — и не прогадала. Когда книга, наконец, оказалась в моем гаджете, я поняла: почти каждое предложение в ней стоило полугодового ожидания.
Но, пожалуй, закончу вступление и перейду к сути. То есть к сюжету, который раскрывается перед читателем в двух временных пластах. Первый пласт разворачивается в наши дни, позволяя наблюдать рабочие будни помощников смерти, называемых жнецами. Задача жнеца состоит в сопровождении душ в загробный мир и вручении их в руки привратников Небес или Пекла. Занимаясь таким непростым ремеслом, жнецы вынуждены притворяться обычными людьми. А это значит не только есть и пить, но и иметь волне себе реальную крышу над головой.
Центральный персонаж первого сюжетного пласта, главный жнец четвертого отдела восточно-европейского управления смерти, трудоголик и педант. Должностным инструкциям он следует до последней запятой и строчит докладные записки на не столь щепетильных коллег. Коллеги, соответственно, его недолюбливают, что еще мягко сказано, однако ему нет до симпатий и антипатий никакого дела. Его вообще, кажется, ничего не заботит, кроме рабочих обязанностей. Но вот однажды, какая досада, начальник отправляет подчиненного в принудительный отпуск. А дальше начинается... Как снег на голову, сваливается незваный сосед по жилплощади, да не кто-нибудь, а Кощей бессмертный, добродушный и любознательный волхв с огромным кулинарным талантом, приучившим жнеца-отшельника ко вкусной и здоровой пище вместо заварной лапши. Отъевшись и обзаведясь привлекательным цветом лица, жнец при обстоятельствах не менее удивительных знакомится с девушкой Варварой, студенткой-археологом, живо интересующейся рассказами Кощея о старине глубокой. И обретает... позабытую человечность.
Тем временем второй сюжетный пласт как раз охватывает ту самую глубокую старину. Молодой стражник Велеслав мечтает дослужиться до воеводы. Болезненное честолюбие уходит корнями в детство, полное травли и неприятия. Выбранный путь тернист, но стражнику принимается помогать некто Хан — то ли дух-благодетель, то ли бес-искуситель.
Таким образом, мастерски используя прием нелинейного повествования, автор предлагает аудитории две самодостаточные истории под одной обложкой. Поначалу они, и правда, воспринимаются отдельными друг от друга. Могут ли параллельные прямые пересечься? Скажу так: J.R. Crow попирает законы геометрии.
Воспользовавшись канцеляритом, горячо любимым жнецом, добавлю также, что книга наверняка понравится широкому кругу лиц. Здесь в наличии масса отсылок на музыку, литературу, кинематограф и в целом культуру разных народов мира — от Пушкина до диснеевской вариации "Русалочки". Поклонники "пасхалок" точно оценят.

"— Одного я не понимаю, — встрял Кощей. — Зачем ты ешь с помощью гребня?
— Я бы мог в ответ спросить тебя, зачем ты закалываешь волосы столовым прибором, но не буду."

Ненавязчивый, всегда уместный юмор не раз вызовет искренний смех:

"Проходя мимо ванной комнаты утром, жнец услышал странный скрип и тихую брань. Он заглянул внутрь и увидел там Кощея, который, переодевшись в белый банный халат, с остервенением натирал свой чёрный балахон об стенку ванной.
— Что за негораздок лободырный делал эту стиральную доску? Вот в моё-то время...
— Это гидромассаж, — подсказал жнец, сжалившись над его страданиями, — стиральная машина вот."

"

— Мне блюдо твоё не серебряное показало, что сейчас так полагается на пиры да увеселения ходить. Надевай.
Отступать было решительно некуда, пришлось одеваться. Свой вялый протест против нарочито молодёжного образа жнец выразил лишь вопросом:
— А очки-то чёрные зачем? Ночь же почти.
— Знать не знаю, — Кощей был непреклонен. — Писано было, что они придают этого, как его, «шарма». Не ведаю, что это, но, видать, нужное."

И все же предстоит не только посмеяться, но местами и задуматься:

"— До чего ж весёлая у вас, городских, потеха — чудищем потусторонним вырядится! Ты вот зря не участвуешь. Слыхал, делается это, чтобы тьму свою без вреда наружу выпустить, волю ей дать, в глаза посмотреть — дабы потом весь год не донимала.
— Ну уж нет, — Велеслав покачал головой с сомнением, — тьма моя — то кровь ведьмина, наследие чёрное. Такую освободишь, даже если личиной скроешь — то потом обратно не загонишь.
Ответил Хан голосом серьёзным, что обычно ему несвойственно:
— А ежели на ту тьму глаза закрывать, будто и нет её вовсе, то оглянуться не успеешь — а тебя самого уже нет, осталась только тьма."

"И Варвара чувствовала, что совсем не хочет на них отвечать — никому, даже самой себе. На планете Земля так много нераскрытых тайн — занесённые песком города, которые только и ждут, чтобы их откопали, забытые ритуалы древнего колдовства, потусторонний мир, в который удалось заглянуть совсем чуть-чуть… Но кому из родственников это интересно? Как будто перешагивая порог взрослости, они начинают измерять состоятельность исключительно наличием семьи, детей или хотя бы серьезных намерений!"

"— Помните, вы однажды спросили меня, презираю ли я людей? Тогда я растерялся, но сейчас готов ответить на этот вопрос. На самом деле, я восхищаюсь людьми. Они постоянно вынуждены сталкиваться с собственным бессилием, и в первую очередь — с бессилием перед нами, смертью. И всё равно находят в себе силы радоваться, любить, создавать что-то прекрасное."

"

— Я вообще о них не думаю, — пояснил жнец, пока стажёр не начал спорить. — Боги дали им право самим распоряжаться отпущенным временем. Я работаю триста лет. Во что бы превратилась моя память, если бы я занимался оценкой их увлечений и умственных способностей? Как-никак, именно смерть истинно толерантна, как сейчас принято говорить, поскольку приходит ко всем, не видя различий."

В перерывах между размышлениями философского характера насладиться кулинарным контентом:

"Кощей восседал во главе стола, крепко сжимая в руке нож, а перед ним в большом блюде возвышалась гора прожаренного мяса, покрытого тонкой хрустящей корочкой из специй."

"Вышедший на стук Кощей улыбался с каким-то загадочным воодушевлением:
— Славно, что ты пришла, Варвара-краса. Щи заморские пробовать будешь.
“Заморские щи” оказались тайским супом том ям. Усадив Варвару за стол, Кощей, как полагается, поставил стакан воды, тарелку с самим супом, рис, украшенный чёрным кунжутом, а также подставку под ложку, палочки и небольшой черпак. А сам, прислонившись к шкафу, застыл в ожидании.
— Вот если бы я вас не знала, то решила бы, что вы собираетесь меня отравить, — усмехнулась Варвара, глядя на все эти приготовления.
— Полно тебе шутить, ты поешь сперва, — Кощей беззлобно погрозил ей пальцем.
Всё ещё подозревая подвох, девушка осторожно зачерпнула суп ложкой… потом ещё раз. И ещё раз. Варвара не была страстной поклонницей острых блюд, но здесь Кощею удалось соблюсти безупречно выверенный баланс между требуемой рецептом пряностью и съедобностью. Тарелка опустела почти мгновенно.
— Очень вкусно, спасибо! — искренне поблагодарила Варвара, чем вызвала победную улыбку.
— В ящике этом вашем с картинками самодвижущимися один иноземец кичился, что в наших краях никто его народный суп готовить не умеет, — пояснил Кощей свою заинтересованность. — Ну я, стало быть, решил доказать, что оный напраслину возводит."

Или просто эстетикой — например, танца:

"Жнецу вдруг подумалось, что сейчас они, как никто за всю историю, приблизились к неоднократно воспетому в искусстве образу танца со смертью. Интересно, девушка ли на этих картинах учится смотреть в глаза неизбежной неизвестности — смерть ли на них учится жить?"

"В динамичном гитарном переборе угадывались мотивы, присущие аргентинскому танго. Разумеется, жнец ни разу его не танцевал — но ещё тогда, на студенческой вечеринке, утвердился в мысли, что танец — это вовсе не последовательность заученных движений, хоть без них и нельзя. Скорее — разговор без слов, где тело расскажет больше, чем посмеет язык."

Я могла бы расписывать достоинства "Жнеца и его тени" (кстати, сначала название было не по нутру, но в финале я осознала: оно подходит на все 100%) тридцать лет и три года, однако пора и честь знать. Лишь позволю себе выразить уверенность, что на редкость замечательная книга о дружбе, любви и важности принятия себя в целости надолго обоснуется в вашем сердце. Возможно, когда-нибудь вы будете перечитывать ее вместе с детьми. А быть может, даже с внуками.