3 Спойлер

«Кстати, ты вообще знаешь о чем Заводной апельсин?» – спросила меня сестра, узнав о моих намерениях прочитать роман, видимо, хотела предупредить об обилии в книге старого доброго ультранасилия, но я была абсолютно к этому готова, тем более кубриковская экранизация давно уж просмотрена. Но хорошие отношения ни с фильмом, ни с книгой у меня так и не сложились, и их чрезмерная жестокость здесь совершенно ни при чем. Для начала рассмотрим, какие у книги получились, на мой взгляд, сильные стороны:

1. Собственно, само насилие, а именно его описательная часть. Мне кажется, Берджесс был абсолютно прав, когда решил не вдаваться в подробности тех зверств, что совершают герои. Развернутые детали оказались бы абсолютно лишними, это же не триллер какой-нибудь. Так, в книжке грабят, убивают и насилуют с тем же успехом, как ходят в продуктовый или на прогулку в парк. Отсутствие акцента на жестокости только подчеркивают эту жестокость, ведь она начинает восприниматься, как что-то повседневное, неотличное от рутины.

2. Повествование, напоминающее разговор с другом. Я падка на то, когда рассказчик периодически обращается к своему читателю, из-за чего история приобретает некий личностный оттенок, будто все происходит по секрету, только между нами двумя. Также такое повествование помогает проникнуться переживаниями антигероя Алекса, к которому, по-хорошему, мы должны испытывать только негативные чувства, но этого не происходит, иначе книга стала бы слишком невыносимой для чтения.

3. Главный герой Алекс, располагающий к себе необъяснимой харизмой даже несмотря на то, что является собирательным образом всего, что ненавидел Энтони Берджесс: насилия над телом и насилия над разумом. Хоть и в романе на первый план выходит жестокость именно в виде физической агрессии, всяческие модификации сознания присутствует в нем повсеместно. К нему можно отнести, помимо, очевидно, проекта «Людовик», специально придуманные автором наркотические вещества, которыми злоупотребляют персонажи. Алекс же с течением времени меняет свою роль с агрессора на жертву, подвергаясь и тому, и другому виду насилия. И нет, если мне понравился персонаж, являющийся малолетним убийцей, это не значит, что я поддерживаю малолетних убийц и в реальности, это немного не так работает.

4. Постмодернистская атмосфера, созданная автором. На основе своего опыта пребывания в Ленинграде, Берджесс и придумал диалект "надсат", ставший впоследствии визитной карточкой «Апельсина», как и то самое moloko. Государство в романе имеет антиутопический характер, как и все люди, в нем проживающие. Также происходящие события постоянно сопровождаются музыкальными произведениями, классическими и не очень. Через умение Алекса видеть прекрасное в девятой Бетховена Берджесс будет передавать свое отношение к проекту «Людовик», но об этом уже в следующих пунктах, которые затронут слабые стороны книги.

Итак, чем больше читаю, тем чаще замечаю, что писатели не могут вывезти собственную идею, то есть грамотно раскрыть ее и прийти к логическому выводу, который не вызовет у читающих новые вопросы. Раньше я думала, что у меня проблема с тем, что некоторое произведения я оцениваю низко чисто из-за того, что моя позиция разнится с авторской, что ни есть хорошо, но нет, проблема все это время кроилась совершенно в другом:

1. Объем книги, не позволяющий в полней мере охватить заданную Берджессом тему. «Заводной апельсин» читается всего за вечер-два, из-за чего лишен необходимой ему глубины, а лишь скользит на поверхности.

2. Концовка, а точнее ее полное отсутствие. Энтони Берджесс просто обрывает свою книгу, решая все закончить одной-единственный главой, но нет, мой дружок-пирожок, так не получится, за написанное придется отвечать. Кроме того, эта последняя глава придает роману абсолютно другой смысл, который никак не вяжется со всем тем, что было до нее. Как вы понимаете, Заводной апельсин» по началу был посвящен вопросу человеческой воли и свободного выбора. Энтони Берджесс злостно отстаивал позицию, что этот выбор должен быть у каждого, даже если в конечном счете человек выбирает разрушение себя и других. Но топил бы он за свободу выбора и дальше, если бы этот выбор заключался в убийстве его мамы, брата или друга? Легко рассуждать о гипнотическом зле и гипнотических преступлениях, которые не касаются тебя лично. Тем не менее, автор далеко не дурак и предвидел такой расклад, а потому и специально вводит в сюжет именно писателя и именно c именем Алекс («Боже праведный, – подумал я, – он тоже Алекс!»). Ф. Александр и его жена когда-то сильно пострадали от рук Алекса, но, когда последний спустя большой промежуток времени заявляется к нему домой и просит о помощи, писатель спокойно его впускает. Однако, как только до него доходит, кто на самом деле находится перед ним, вся его баллада о воле людей («Они тебя я даже не знаю во что превратили. Лишили человеческой сущности. У тебя больше нет свободы выбора») каким-то фантастическим образом сходит на нет. Автор в защиту своего мнения поднимает вопрос того, а можно ли в принципе перевоспитать психопата. Проект «Людовик» заканчивается не совсем однозначно и трактовать его итоги можно по-разному, но факт остается неизмененным – Алекс возвращается к старому доброму ультранасилию. Так, Берджесс через героя Ф. Александра сам указывает на ошибку в своих теоретических суждениях, что даже выбор стороны зла имеет место, но затем показывает, что даже если вы решите искоренить у преступника его природу убийцы, у вас ничего не получится, поэтому этот самый выбор нужно оставить за самими людьми, – хорошо, это все действительно имеет смысл. Но какой, бллин, смысл несет концовка? Мы уже выясняли, что человека не переделаешь, так почему, спрашивается, Алекс все-таки меняется и перестает тянуться к насилию? А Энтони Берджесс вам ответит: вы не понимаете, он «просто вроде как повзрослел». А, да? То есть можно годами терроризировать весь город, грохнуть пару-тройку человек, отсидеть срок, а потом просто повзрослеть? Я понимаю, что ультранасилие оно на то и ультра, что максимально гиперболизировано, но в итоге эта гипербола только вставила палки в колеса, ведь сказать, что абсолютно все действия банды Алекса – это лишь легкие проказы юности, и что типа «каждый убивает то, что любит, как сказал один поэт, сидевший в тюрьме», и якобы все хорошо – ну никак нельзя. «Заводной апельсин» развивается по одному направлению и резко меняет его на нескольких последних страницах, что напрочь обесценивает все остальные. В американском издании, кстати, эта злосчастная глава вообще отсутствует, с чем я полностью согласна, без нее роман был бы в сотни раз лучше, но Берджесс этого не оценил: «Это задумывалось как умозаключение зрелого человека, но в Америке идея такого финала никому так и не понравилась». Конечно, бллин, не понравилась.

Но я не хочу сказать, что весь роман – это kal, но получился действительно какой-то пык да мык.