3 Мой прадед рос в семье с 13 детьми

И конечно это был бы отличный повод, чтобы написать длинную семейную сагу. От начала 20 века и до сегодняшнего дня.

Каждый читатель, копнув семейные архивы, мог бы это сделать.

Именно поэтому мне роман не выстрелил в сердце. Я все время видела перед глазами дачный круглый стол, накрытый кружевной скатертью. Там собиралась большая семья. Взрослые рассказывали тайные сплетни про отсутствующих родственников. Дети пытались вникнуть кто есть кто и, что именно этот кто-то сотворил. И такие посиделки продолжались каждое душное подмосковное лето.

Русская провинция! Как периферия литературная — иллюстрированный журнал, газета, малая пресса всегда была холодильником жанров, не сохранившихся в большой литературе, — романтической повести, физиологического очерка, мелодрамы, — так периферия географическая, русская провинция сохранила семейное чтение вслух, лоскутные одеяла, рукописные альбомы со стихами от Марлинского до Мережковского, письма на десяти страницах, обеды под липами, старинные романсы, фикусы в кадках, вышивки гладью, фотографии в рамках и застольное пенье хором.

Роман очень напоминал мне этот стол и этих родственников. Много персонажей, много историй. Я вполне понимаю почему так дорог и важен он автору. Нанизанные трепетно истории близких и дорогих тебе людей. Целая энциклопедия семей или семьи. С характерными лидерами повествования и особо яркими персонажами.

Роман хороший. Долгий и тягучий как упомянутое выше душное лето.
Просто он не очень мой. Или у меня есть своя история?