4 Бабья доля и искусство ухода за Витарой

Интересным образом, я воспринял эту историю как невольный комментарий на "Валькирию" -- книгу, не так отличающуюся от Вонгозера, как, казалось бы, могут отличаться исторический роман о дружине варягов и современный роман-катастрофа. Но дело не только в героине, грезящей Тем Самым наяву и на подходах отгоняющей потенциальных соперниц тяжёлым взглядом и невнятным бурчанием: рефлексия о гендерных ролях в тяжёлые времена приводит ко всё более интересным выводам.

Семёнову и Вагнер сильно объединяет не только нарочито суровый личный имидж, но и внимательное, эмпатичное наблюдение за женской социальностью -- казалось бы, мало сочетаемое с такими вещами, как многолетние занятия айкидо, замкнутый образ жизни или любовь к автомобилям. Героини обеих этих "В"-книг противоположны друг другу, но равны в своей противоположности окружающему миру -- обе они сопротивляются обстоятельствам, чтобы сохранить идентичность, и обе добиваются своего (и своего Того Самого).

В саму суть Вонгозера заложено не просто гендерное противоречие (кое-кто из женщин вполне в состоянии отогнать заразу карабином) -- это противоречие ролей. Кому нужна хранительница очага, если беречь и сохранять нужно не туи в саду и раковины из отпуска, а медикаменты и патроны? Если посвятить всю себя семье и запереться от нескромных взглядов попросту невозможно, когда живёшь в общем доме? Кому нужно воображение, читательский опыт и тонкая душевная организация человека, для которого автомобили -- это практически живые существа с памятью и характером, если всей человеческой культуре крышка? А может, кому и нужно. "Невовремя и неуместно живое просит живого", и, казалось бы, как можно быть глупее женщины, которая зашивает рану другу и думает, как отрастают некрасивые тёмные корни волос у бывшей мужа? Но это тоже человеческая природа. Стремление Ани сохранить типично "бабские", совершенно неуместные в новом мире сентиментальные манеры ближе к бунту Зимы против древних традиций, чем может показаться.

(Хотя, пожалуй, мне лично не везде хватило этого баланса чисто человеческого и просчитанной драматургии. Большая часть встреч и персонажей в Вонгозере расставлены действительно не случайно. И деревенский медведь Михалыч, и quirky доктор со скептичным водителем -- все они преподают героям урок, так что карта маршрута от Москвы до Вонгозера превращается в карту моральных мировоззрений и экономических головоломок (грешу на страсть Вагнер к американской классике, где все философствуют через путешествие), но разборки самих героев между этими встречами со временем действительно начинали напоминать даже не ситком, а серии-филлеры оттуда. В том числе потому, как чётко автором установлены типажи. Ну вот, попробуем: персонаж-Стерва, персонаж-Фифа, персонаж-Лохушка и персонаж... эээ, Наташа? Видимо, персонаж-Змеюка. Остальные амплуа угадываются без проблем и практически всегда остаются собой.)

Вот почему порицать Вонгозеро за бессвязность и слабость рассказчицы -- это всё равно что забросить "Цветы для Элджернона" на второй странице, посетовав на халтуру редактора. Эта "крутецкая" проза про выживач и карабины, рассказанная самым неподходящим и неуместным персонажем с неуместными мыслями отлично комментирует роль романа-катастрофы как мужской литературы. Надо же, чтобы истории о преодолении рассказывал герой! У того же Кинга именно самые стойкие выбираются из-под купола и самые крутые идут до Тёмной башни. Вот только команда по выживанию -- это ещё и женщины, раненые и дети, и у них тоже в голове что-то делается.

(К слову, пожалуй, именно поэтому для меня самым интересным мужским образом в истории остался мягкотелый Лёня: заводить дружеские беседы и попадать во все глупые ситуации -- это не образцово мужское поведение, но уже на Серёже видно, насколько скучен образцовый мужчина как персонаж. Насколько быстро безропотный добытчик/жилетка/герой-любовник без страха и упрёка сводится до двигателя экшна и повода для героини порассуждать о высоком.)

Goodreads