5 Ведро надежды и один кот

Посреди бесконечной зимы, снежным комом увеличивающегося чувства безысходности и неотвратимости надвигающегося кошмара, посреди отвратительного чувства собственной беспомощности и ничтожности в масштабе вселенского (кажется) мрака и ужаса - мне (и всем нам) нужно место, откуда можно черпать силы продолжать бессмысленные попытки быть живым. Эта книга (дилогия) стала для меня этим местом. Ведром, бочкой, цистерной надежды, что я не одна в своей чуждой современности идеологии неприкосновенности человеческой жизни, в непринятии принесения людей в жертву великой цели.

Чуждые нам инопланетяне на земной орбите на протяжении года (образно) высасывают из людей волю, эмоции, любовь, ощущение себя живым. Человечество на грани, спасение в руках девчонки, которая с собой-то разобраться не может, что уж говорить про угрозу планетарного масштаба. Ох уж эти живые персонажи, бесящие своей неидеальностью, своими живыми эмоциями, психами, бесконечными раздумьями, когда счет идет на секунды. Нервно перелистываешь страницы, чтобы побыстрее узнать, ну что, получилось у них там, нет? Стискиваешь зубы, когда не выходит ничего, болеешь всем сердцем, плачешь, злишься. Дочитываешь последние строки под окнами профессора Кульчицкого (так выглядит судьба?), кажется, даже видишь его в окне и так надеешься, что вот сейчас из дверей дома по улице Лизы Чайкиной выйдет Ксеня и все станет хорошо. Все станет правильно. Но никто не выходит, на улице Лизы Чайкиной в этот солнечный мартовский день стоишь только ты. И надеяться больше не на кого.

А вообще, в книге сложилось все, что я так люблю - атмосфера раннего Лукьяненко, Петербург, музыка, отношения неидеальных, живых людей, ошибающихся, извиняющихся, прощающих, целующихся в подворотнях, готовящих блинчики и в перерывах между истериками и любовью спасающих мир. Жаль, что я не умею играть на пианино. Зато я отлично готовлю блинчики.