4 Опоздавшая на вечеринку Диккенса

Часто так бывает, что, прочитав одно произведение автора (скорее всего, самое его популярное), мы словно успокаиваемся, ставим мысленную галочку, мол, теперь я знакома с автором. Так было и у меня. Однако за последнее время мои читательские привычки изменились, стали более вразумительными что ли. Ушло стремление гоняться за новинками и появилось желание вернуться к «мамонтам». Я не так уж много читала Диккенса, но точно знаю, что люблю. И хотя я с большим опозданием заявилась на эту вечеринку (эта книга тяжёлым грузом лежала на дне моего списка аж десять лет) приятное чувство маленькой победы управляет мышцами моего лица, вызывая неконтролируемую улыбку.

Скажем так, были у меня определённые ожидания от этой книги. Зная о мальчике-сироте, внезапно получившем состояние, я рисовала себе картинки а-ля «Пигмалион», однако не тут-то было. Диккенс решил сосредоточиться немного на другом. На мой взгляд, Пип уже обладал качествами джентельмена и без денег и положения в обществе. Об этом же потом скажет его друг Герберт:

… no man who was not a true gentleman at heart ever was, since the world began, a true gentleman in manner.

У него с лихвой было в запасе доброты души и чувства справедливости. И хотя у Пипа не было родителей и сестра его только и делала, что без конца его унижала, он как-то умудрился не ожесточиться, хотя, конечно, впереди его ждала огромная работа по совершенствованию себя.

Мне нынче не хочется погружаться в сюжет. Отмечу только, что в течение повествования я удивилась очень много раз. И от Диккенса я как-то этого не ожидала. Вопросы, которые он ставит, не новые, но мне понравилось, каких героев он создал, чтобы на них ответить. Удовольствие я получила даже от самого диккенсоновского языка. Он слегка изощрённый, но в то же время живой. Я чувствовала невероятную близость к английскому классику, потому что у меня есть волшебная возможность читать этот роман на том языке, на котором писал сам Диккенс.

Как оказалось, Диккенс поменял концовку после того, как ему указали на её излишнюю унылость. Но, если подумать, Пип заслужил немного счастья: настоящего, не измеренного деньгами или положением. И его чувства к Эстелле принадлежали ему с самого начала: никто их ему не навязал, как практически всё остальное в его жизни. Один из исследователей отметил, что «it would be an inadequate moral point to deny Pip any reward after he had shown a growth of character», в то время как другие считали изначальный итог романа «более естественным». Я, пожалуй, голосую за надежду. За большую надежду на счастливое будущее Филипа Пиррипа, пусть даже на совсем крошечное.