5 Вот и лето прошло…

Хромая судьба
«…ну, люди ведь мы, человеки»
«Хромая судьба» - это подведение итогов, исповедь, прощание, черновик - все вместе. По логике вещей этот роман должен был стать последним произведением писателя «братья Стругацкие». В нем подведены все итоги, упомянуты те произведения, которые не были и уже не будут напечатаны, пересказаны нереализованные замыслы и сюжеты, и вообще подведен итог творческой жизни писателя.
Но вот ведь парадокс: подведение итогов оказалось стимулом к дальнейшему творчеству. Или это вовсе не парадокс, а писательский прием? Пересказанный в романе «Хромая судьба» сюжет о пяти ложках эликсира через год превратился в пьесу с одноименным названием. То, что лежало в момент написания романа в ящиках письменных столов братьев Стругацких, и не имело ни малейших шансов на публикацию, было опубликовано. Были еще написаны «Волны», «Отягощённые злом» и «Все жиды города Питера». Именно «Жиды» и стали окончательным подведением итогов не только жизни братьев, но и целой эпохи, общественного строя, столетия, тысячелетия.
Борис Стругацкий в «Комментарии к пройденному» писал, что большинство читателей не поняли, что «Хромая судьба» - это роман о беспощадно надвигающейся старости, «признание в старости». Но, по-моему, это так очевидно, что не нуждается не только в осмыслении, но и даже в доказывании. «Хромая судьба» описывает несколько дней из жизни пожилого больного человека, который прекрасно понимает, что он пожилой, что молодость осталась позади, что пора подводить итоги, что итоги эти, в общем-то, неутешительны, как итоги всякой жизни.
А ведь жизнь у писателя военной тематики Феликса Александровича Сорокина сложилась очень и очень хорошо. Был брак, пусть и неудачный, - но для писателей неудачный брак – это почти обязательная черта биографии. Есть любимая дочь, Катька-неудачница, и любимые внуки, бандиты-близнецы. Есть очень даже удачливая карьера. Феликс Александрович – отнюдь не последний человек в Союзе писателей. Авторы, конечно, с великолепным апломбом заявили, что все имена, названия и организации являются вымышленными, после чего дали всем героям, организациям и журналам такие названия, что прототипы угадываются с полувзгляда. Так вот, Ф.А. Сорокин, отнюдь не последний человек в Союзе писателей СССР, более того, в московском его отделении. С гонорарами у него все хорошо, он является членом всевозможных комиссий и комитетов, денежки капают не только за романы, издаваемые в том числе и за рубежом, но и за всякую литературную поденщину – сценарии, рецензии, участие в различных заседаниях, комиссиях, подкомиссиях. Квартира у Феликса Александровича в центре Москвы, в писательской многоэтажке. В ресторане «У Грибоедова» (ресторан Клуба – это ведь именно он?) Феликс имеет возможность обедать каждый день, в том числе вкушать и солянку, и клубный калач, и соленые грузди, и судачки а натюрель.
И при этом Феликсу Александровичу за все эти вполне материальные блага даже не пришлось особо продаваться. Прожил он жизнь вполне себе честного и порядочного человека, писал о том, что действительно знает и писал правдиво. Есть у него и свой читатель, и свой зритель снятых по его повестям и романам фильмов. Более того, Феликсу Александровичу даже удалось написать свою настоящую книгу о сокровенном, о том, что для него было действительно важно, и его «Современные сказки» знают и читают и в России, и за рубежом, и в США, и даже сейчас вот переводят в Японии. И Михаил Афанасьевич Булгаков сделал ему намек, что и вторая его сокровенная книга если и не станет шедевром мировой литературы, то, о всяком случае, займет в ней достойное место.
Чего еще желать человеку? И, тем не менее, как писал Тарковский, «этого мало». Все равно не оставляет ощущение того, что жизнь прожита. Необходимость подведения итогов висит дамокловым мечом и над героем, и над читателем. Короткая юношеская любовь была и ушла, и в жизни уже не было любви и не будет. Здоровье постепенно уходит, черновики, ненаписанные повести, нереализованные замыслы лежат в саркофагах книжных шкафов. И утреннее пробуждение Феликса Александровича с мыслями о бренности существования является апофеозом этого умирания.
Но с другой стороны, не только великими делами жив человек. И герой спасается как может – рюмочкой коньяка, веселым трепом за жизнь в Клубе, романом с красивой женщиной, смакованием писательских сплетен, язвительными замечаниями в адрес коллег, да в конце концов и воробьями на балконе. В итоге оказывается, что все это и есть настоящая жизнь, а вовсе не Синяя Папка, хотя сам-то Феликс Сорокин и пытается убедить себя и нас в прямо противоположном.
В итоге получается еще грустнее. Смысл жизни товарища Сорокина все-таки заключается в повседневных радостях, а не в утешении от того, что он, может быть, станет, даже может быть наверняка станет великим писателем-классиком советской литературы.
Горько, товарищи. Горько и неприлично…
И чтобы не было горько и обидно за бесцельно прожитые годы, мы вместе с Феликсом Александровичем окунаемся в веселую суету жизни писательской братии: обеды, банкеты, заседания худсовета, интриги, разборки, адюльтеры, доносы, в общем жизнь как жизнь. Понятно, что все это даже не аллюзия и не парафраз, а прямая отсылка к «Мастеру и Маргарите». Но Феликс Сорокин не столь категоричен, как Мастер. Он вполне органично вписывается в эту тусовку, не против позлословить о коллегах, при этом понимает, что и они делают то же самое в его адрес и особого отторжения все грязное писательское белье не вызывает. Конечно, личные враги вроде Гагашкина и Брыжейкина – это личные враги. А в остальном – ну что ж, все мы люди, все мы человеки, не судите, да не судимы будете. Феликс Сорокин вполне себе конформист. И вовсе не в силу подлости своей натуры, а в силу своего возраста и жизненного опыта. Ну не бывает по-другому:
«Ах, он в таком-то году обрек на безвестную гибель Иванова, Петрова и двух Рабиновичей? Слушайте, бросьте, о ком этого не говорят? Половина нашего старичья обвиняет в такого рода грешках другую половину, и скорее всего, обе половины правы. Надоело. Нынешние, что ли, лучше?
Не суди и не судим будешь. Никто ничего не знает, пока сам не попробует. Нечего на зеркало пенять. А паче всего — не плюй в колодец и не мочись против ветра»(Хромая судьба).
Поэтому нет у Феликса Александровича даже по отношению к наиболее антипатичным членам своей организации никаких особенно отрицательных эмоций. Ну, дурак – он и есть дурак, с ним лучше не связываться. А все остальные вполне приличные люди. Даже бездарное и конъюнктурное Ойло Союзное может быть очень милым и остроумным. И ведь в сути страшненькой машинки по измерению таланта П.Скоробогатов разобрался быстрее всех. И несчастный Халабуев, пишущий повести про зенитчиков и ракетчиков, может быть окажется не таким уж и плохим писателем. В конце концов, сам Феликс Сорокин тоже начинал таким же образом с бездарного рассказа «Случай в карауле». Так что может быть из прапорщика Халабуева вырастет маститый, а черт чем не шутит, может даже и талантливый писатель. А может из него вырастет талантливый администратор, который будет распределять в Союзе писателей квартиры, путевки, премии и меховые шапки. Что ж, такие люди нам тоже нужны, - признается Феликс Сорокин.
Кажется, Стругацким в этой повести наконец-то удалось примириться с мещанством, которое они осуждали всю свою жизнь. Феликс Сорокин – это классический мещанин, и в этом нет ничего плохого. Вспомним, что изначально словом «мещанин» назывался вовсе не человек с ограниченными и потребительскими взглядами, а среднестатистический горожанин со средними доходами, спокойненько занимающимся своим ремеслом, честно зарабатывающий деньги и ведущий вполне праведную жизнь. Вот Феликс Александрович и есть такой мещанин. Живет в самом центре мегаполиса на шестнадцатом этаже, занимается своей литературной поденщиной, пишет сценарии, имеет семью, имеет доход чуть выше среднего, героических деяний не совершает, Валдайские горы походом покорить не рвется. Человек в общем-то честный, порядочный, ни на кого не доносил, никого не предавал, но возможными удобствами жизни пользуется. И все он про себя прекрасно понимает, и именно поэтому жить ему грустно, и подводит он итоги этой жизни и пытается зацепиться за что-то хорошее в настоящем и найти это в прошлом и может быть даже прозреть это нечто хорошее в будущем, хотя шансов на это мало. Ведь чудеса в нашей жизни если и случаются, то чудеса это гадкие. И выбросит, скорее всего, машина Феликсу Александровичу крепкие 30 тыс. экз., и ничего тут не поделаешь.
И в заключении. Роман написан с великолепным пренебрежением ко всем законам литературного жанра и законам развития сюжета. Стены квартиры Феликса Александровича густо увешаны ружьями, ни одно из которых не стреляет. Сюжетные линии возникают и обрываются. Чего стоит хотя бы сюжет с падшим ангелом. Сюжет великолепен, об этом говорит и сам Ф.А. Сорокин и Стругацкие. Жалко бросать такой сюжет неразработанным. Ну, вот не разрабатывается он, хоть тресни. Но не выбрасывать же его? Жалко же. Вот и появляется даже не вставная новелла, а просто эпизод с падшим ангелом, и все. Вот была у нас такая идея, восхититесь! Восхитились? И на этом все. Не развилась она у нас ни во что.
Точно так же развивается и сюжет с пятью ложками эликсира. Феликс Александрович знакомит нас с этим нереализованным замыслом романа, затем этот нереализованный замысел начинает развиваться, появляются персонажи – Иван Давыдович Мартынюк, Костя Курдюков, Клетчатый… И на этом все. Все нити так и обрываются, не завязавшись в единый узел. Если бы не написанный несколько лет спустя сценарий «Пять ложек эликсира», то было бы даже довольно трудно понять, что все эти несуразные эпизоды из жизни Ф.А. Сорокина и его сценарий – это одно и то же.
Лично автору этих строк повезло. По чистой случайности я вначале прочитала сценарий, а потом уже повесть. Поэтому концы с концами сошлись. А как быть тем, кто читал все в хронологическом порядке или вообще не дошел до сценария?
А никак. Полюбите нас такими как есть – требуют авторы. Вы же нас читаете? Читаете. Любите? Любите. Цените? Цените. Вот и читайте нашу исповедь, рассказы о том, что мы хотели написать, но уже не напишем, о том, что мы хотели опубликовать, но не опубликуем, о наших черновиках, о наших задумках, о наших нереализованных проектах. В этом можно увидеть все что угодно: авторскую гордыню, авторское хамство или доверительную беседу автора с читателем.
Лично я предпочитаю видеть последнее.