4.5

Такова уж особенность ада - ни одна мелочь не укроется от твоих глаз. Будь кругом хоть мрак кромешный!

Вопреки аннотации, это, конечно, ни разу не притча - слишком многословно и детально здесь отслеживаются мельчайшие движения души отдельно взятой и весьма специфичной личности.
Скорее мы имеем тут дело с психологическими упражнениями в духе Достоевского - дотошным измерением линейкой глубин падения человека во зло во имя некой, якобы высокой идеи.
К счастью, это гораздо менее занудно, чем у Федора Михайловича.
К несчастью, азиаты знают толк в извращениях в японских произведениях всегда больше телесного, а это значит, что читателю предстоит оценивать не только процесс замешивания и густоту абстрактных категорий, но и всякие пубертатные проявления вроде фиксации на женской груди и одержимости потерей невинности.

"Золотой Храм" основан на реальных событиях - истории о том, как в 1950 году 21-летний ментально нестабильный монах-ученик сжег храм Кинкакудзи в Киото.
Мисима переосмыслил произошедшее, переименовал виновника в Мидзогути и придал его параноидальным идеям относительно стройную форму доказательства неуловимости Прекрасного. С легкой руки знаменитого японского автора рассказчик получает возможность продемонстрировать всю пропасть своей социопатичности, начиная с детской обиды на нежелающих дружить с заикой и сублимирования собственной избранности и заканчивая мелкими и крупными по-настоящему злыми поступками вроде топтания беременной ногами и подбрасывания старшим свидетельств их позора.
Повествование выстроено линейно, отчего раскручивающаяся спираль поведенческих извращений представляется максимально ясно.
Эффекта добавляют и второстепенные персонажи. Когда от видящего в окружающих только лучшее Цурукавы герой устремляется уверенным дрейфом в сторону инфернального Касиваги с его повседневными святотатствами, в голове всплывают несколько западно-литературных примеров искусителей и становится ясно, что пути назад там уже нет.

Наблюдать за происходящим на страницах довольно интересно, глубина проработки образов, безусловно, впечатляет, погружение в историю близко к максимальному, да вот только приятного в этом мало - уж слишком ловко выписаны у Мисимы извивы чуждого сознания, так что невозможно не содрогнуться от омерзения.
Пришлось спасаться спекуляциями на тему другого абстрактного Прекрасного.
Прочитав книгу, я в очередной раз подтвердила для себя приверженность Того, кого нельзя называть, постмодернистским кунштюкам - идейность его злодея в "Декораторе" чуть ли не цельнотянута с "Золотого Храма". Мидзогути тоже видит в человеческих внутренностях красоты сродни распускающимся цветам, да и вся декадентская эстетика этого произведения кажется очень близкой по духу.

В любом рассудочном построении, сколь бы мрачным и зловещим оно ни было, обязательно есть элемент опьянения - хотя бы собственной рассудочностью. А хмель всегда один и тот же, от чего бы ни пьянел человек...

Приятного вам шелеста страниц!