4.5 Раздавить можно вообще любого

Как проще бы стала жизнь, если бы люди умели друг с другом разговаривать. Какие же мы наивные, когда думаем, что другой человек способен читать наши мысли. Нужно много жизней прожить с человеком, чтобы начать понимать, что насупленные брови не всегда означают злость, а улыбка-счастье. И даже тогда очень легко ошибиться.

И из-за этого неумения герои книги творили такие невероятные глупости, что каждый раз хотелось книгу захлопнуть и покричать в подушку. Непонимание рождает непонимание. И наш главный герой, любовь которого не поняли, не осознали и не почувствовали, понес свою любовь дальше. Искалечил судьбу своей второй любви, а она в свою очередь уже своей нелюбовью разрушила еще две жизни. И любовь в этой книге больная, изуродованная, которая не приносит нашим героям ничего хорошего. И хочется чтобы этот порочный круг непонимания разрушился. Но можно ли починить то, что уже безнадежно сломано?

Но обманывать себя получалось недолго — максимум хватало на стакан чая, — и к тому моменту, когда на дне оставалась только сахарная, густая, ни на что не пригодная жижа (дурацкая привычка класть по пять ложек и не размешивать), Линдт уже понимал, что все напрасно, и что он влюблен во второй раз в жизни — и во второй раз, словно в насмешку, несчастливо.

Читая эту книгу я трижды расплакалась. В первый раз над “хорошими слезами” Анеле, Маруси и Вали. И потом не останавливаясь оплакала и их горькую судьбу. Второй раз, когда сообщили, что скоро родится Лидочка и третья комната в квартире будет для нее. И тут же я оплакала те годы, которые Лидочка не проведет в своей кровати. В третий раз, когда перестала действовать анестезия и только кошка смогла спасти, ставшую такой бессмысленной, жизнь.

И даже сейчас, когда уже прочитана и прожита последняя страница, воспоминания об этих моментах заставляют сердце невольно сжиматься. И это заслуга потрясающе выверенного языка автора. То, что долгое время отпугивало меня от прочтения, стало единственной причиной книгу закончить. Витиеватость фраз, множество метафор и длинных, как товарный поезд, предложений, заставило эту книгу играть красками. Красками тусклыми, больными, состоящими из одного сплошного надрыва. И от этого запоминающимися.