Больше рецензий

16 января 2024 г. 19:55

213

5 Ярчайшие примеры тоталитарной дегуманизации и падения человека как вида

"Мои показания" описывают трудный путь по лагерям и тюрьмам в 60-е годы простого парня из небольшого сибирского города - Анатолия Марченко, которому сломала жизнь тоталитарная система без целей и смысла, боящаяся простых, честных слов, личного мнения и свободного передвижения граждан больше чем насилия и убийства.

Мне было тогда двадцать три года. Меня снова привезли в тюрьму, в мою камеру. Честное слово, на меня не произвел впечатления срок. Это потом каждый год заключения растягивается на дни, на часы и кажется, что шесть лет никогда не кончатся. Значительно позже я понял, что словами «изменник родины» мне искалечили не шесть лет, а всю жизнь. Тогда же у меня было только одно ощущение: совершена несправедливость, узаконенное беззаконие, и я бессилен, я могу только собирать, копить в себе обиду, отчаяние, копить, пока меня не взорвет, как перегретый котел.

Книга ставшая показаниями свидетеля великого эксперимента по дегуманизации миллионов людей продолжающего к сожалению до сих пор... лагеря и тюрьмы не ставят цели исправить человека или направить на путь истинный, как записано в их мифических указах и инструкциях, их цель унизить, раздавить, стереть в порошок личность, в конечном итоге расчеловечить до состояния низшего животного понимающего только простые команды.

Но есть редкие люди, о которых даже самая страшная дегуманизирующая система ломает зубы. Да, она считает, что добилась своего, уничтожила очередного свободномыслящего человека, только вот основной цели по факту не добилась, есть люди, которые до последней минуты остаются верными своим принципам даже ценой собственно жизни. Анатолий Марченко один из таких редких людей, прошедший лагерный и тюремный ад с голодовками и пытками, вышедший лишь для того чтобы написать эту книгу и снова осознанно сесть за её публикацию.. В заключении, в своей последней голодовке с требованием освободить всех политзаключенных СССР он собственно и умер ..

Цель Анатолия была сохранить память о том что творилось в лагерях и тюрьмах в 60-е, когда многим казалось, что после смерти Сталина и развенчивания культа личности, за решеткой будет полегче, но разница была лишь в кол-ве заключенных, система по прежнему зубами держалась за право дегуманизации инакомыслящих. В книге в ярких подробностях описываются все этапы лагерной и тюремной жизни тех лет, от транспортировки в места отбывания наказания, до одежды и питания.

Важная часть, истории и судьба встретившихся на пути зэков, иногда ломающие даже самые смелые фантазий, представить которые даже после описания сложно.

В тюремной больнице у хирурга богатая практика; чаще всего ему приходится вскрывать желудок, и если бы существовал музей добытых из желудка вещей, — это была бы, наверное, самая удивительная коллекция на свете.
Так же часты операции по уничтожению татуировок. Не знаю, как сейчас, а тогда — в 1961–1963 годах — эти операции производились примитивно: просто вырезался лоскут кожи, а края стягивались и сшивались. Я помню одного зэка, которого трижды оперировали таким образом. В первый раз вырезали со лба полоску с обычной для таких случаев надписью: «Раб Хрущева». Кожу на лбу стянули грубым швом. Когда зажило, он снова наколол на лбу: «Раб СССР». Снова положили в больницу, снова сделали операцию. Кожа у него на лбу была так стянута, что он не мог закрывать глаза, мы его называли «всегдасмотрящим»...

В книге полно жутких историй, которые сложно осознать обычному человеку, как например пиры каннибалов пытавшихся пожарить куски собственное тела прямо в тюремной камере, зэки кидающиеся отрезанными органами в охрану или готовка похлебки на крови порезавшего вены товарища по камере, а история зэка совершенно сошедшего с ума черпая свою баланду прямо из общей параши... это вообще финиш. После таких историй, возможные границы падения человека раздвигаются очень сильно...

В общем и целом "Мои показания" ярчайший документ эпохи, незаслуженно находящийся в тени всеми известных историй ГУЛАГа - Солженицына, Шаламова, Гинзбург, Керсновской и других.