4

Долго собиралась с мыслями, потому что рассказать о "Маусе" надо, но как это сделать грамотно и аккуратно - вот вопрос. Тут что ни слово, то ходьба по тонкому льду. История одной семьи, выживания до, внутри и после, выживания разумом и телом в условиях, когда слово "уничтожение" - это не абстракция, а грубая реальность твоей жизни. Автор и рассказчик, Артур Шпигельман, в форме графического романа рассказывает историю своего отца Владека. Как он встретил свою первую жену, как налаживал быт и с работой устаканивал. Как появился на свет его первенец. Как однажды все это поглотила тень, и пришел Аушвиц.

Чтение "Мауса" вызывает противоречивые эмоции. Сама идея всю эту историю изложить в форме графического романа, созданного нарочно грубой прорисовкой цветов тюремной робы - это оригинально, это бьет по глазам, это откладывается в сознании. Перед читателем несколько слоев повествования, которые охватывают ряд временных переменных и кругов общения и миропорядка.

1. - здесь и сейчас для Артура Шпигельмана, где он общается с отцом, записывает его рассказы и пытается всячески уйти от надоедливости отца, который после концлагеря и всех лишений стал скупым, ценит каждую кроху, в нынешней жене видит исключительно меркантильный подтекст и вообще ведет себя далеко не как ангел. Здесь намечается и вопрос отношения отцов и детей, когда дети уже взрослые, женаты/замужем, самостоятельны и умеют стоять на своих двоих. Думаю, у каждого был момент, когда родители своими замечаниями раздражали, их придирчивые настроения утомляли, и хотелось бежать, не видеть и жить отдельно. Артур Шпигельман не скрывает, что он именно такой, что с отцом ему сложно. Идет плавный переход к теме поколений, которые не умеют ценить, потому что не застали войну, не претерпели всех этих лишений. Есть в этом воспитательная искра, но слава богам, что есть поколения, которые не знают, что такое война, что живут в мире и без лишений. Потому что война - это кровь, смерть, в ней на уровне земли мало величия и много страданий. Сюда же вопрос адаптации и выживания разума человека после, когда он прошел через ад. Кто-то ломается окончательно, кто-то ржавеет внутри, кто-то забывает. А кто-то просто выбрасывает все вещественные напоминания, но куда выкинуть память, не знает.

2. - второй слой повествования - это непосредственно сама история Владека Шпигельмана, его путь их мирных времен через мясорубку фашизма и обратно. Его рассказ дан упрощенным языком, с отличной имитацией лингвистических особенностей человека, который нынче говорит не на родном для него языке. От этого история в "Маусе" местами, конечно, напоминает эдакий холокост для "чайников", но от этого скорее бросает в дрожь, потому что наравне с жесткой рисовкой слова о яде, повешении, печных трубах крематориев и автоматных очередях по внутренностям дают отменно.

К слову о теме изображения иудеев мышами, немцев - кошками, поляков - свиньями, а американцев - псами. Есть что-то в этом карикатурное наравне с простым концептом, но это что-то одновременно пугает. Потому что в простом концепте "мышей лопают кошаки, псы лопают кошаков" есть и тонкая мысль о том, что иудеи есмь мыши - оттого, что не могли защищаться и противостоять.

- Но почему вы не давали отпор, не защищались?
- Мы были напуганы, да даже если бы и дали сдачи, убили несколько человек, на следующий день они бы расстреляли сотни таких как мы.

Хитрости кошек как зверю места, увы, выделено не было. Но это я отвлеклась.

Владек Шпигельман теряет много, многих и часто. "Маус" - история выживания в мире, где каждый сам за себя, где нельзя верить никому, где каждый пойманный мышь ходит по грани - сойти с ума и броситься на провода, или через себя, через смерти других и заковырки подлиз и взяток выжить во что бы то ни стало. Это выживание во имя того, кто еще где-то там, ждет тебя и так же пытается не сдаться и не перейти за грань безумия. В этом нет героизма, красоты и духовного величия. Это грязь, кровь, пот, унижение, ломка гордыни и твоего прежнего мира, которого уже нет, потому что так сказали те и эти. Невольно проводишь параллель с историей Анны Франк, которая не выжила, потому что считала, что ее родных уже поглотили концлагеря. Нет стержня, чтобы выживать. Сложно держаться, когда нет опоры, ради которой жить.

Создать графический роман о холокосте и концлагерях - мысль в чем-то крамольная, если бы не рисовка, которая наравне с простым слогом рассказчика толкает в твое сознание картины того, что считается в мире критерием зла и ненависти. Вы не будете чувствовать себя одухотворенно после прочтения "Мауса", вы не будете чувствовать ничего. Просто первые полчаса вы будете сидеть и молчать. А потом уже придут мысли, что нельзя отвечать ненавистью на ненависть, хотя почему же, можно, если тебе не оставили выбора. Что да, холокост, фашизм и геноцид тех времен - это ужасно, это нереальная веха зла, но нельзя забывать, что были вот Хиросима с Нагасаки, ГУЛАГ и мировой терроризм, что нельзя воспевать ужасы исключительно одного сектора зла и антигуманности. В этом небольшой недостаток "Мауса" - он словно создает вокруг тебя кокон, плотно пригнанный с малым пространством внутри. Чтобы как можно плотнее окунуть тебя в атмосферу холокоста, напомнить ненависть, напомнить страдания, чтобы ярость в глаза горела вечно. Но несколько раз за прочтение возникало ощущение, что некоторые главы "Мауса" говорят будто исключительно иудеям об иудеях. Но жертвы той войны - это не только звезды Давида на робах. Это семейные древа других народов, наций и национальностей. Нельзя кричать, что тут погибли больше и страшнее, чем там, и воспевать великую жертвенность под дулом фашизма, пока остальным, мол, было полегче. Война берет всех и ей плевать, кто ты и кем был. Еще невольно вспоминается Бернхард Шлинк с его "отвечают ли нынешние поколения за грехи своих предков", но сейчас я зашагаю уже совсем по тонкому льду, так что просто замолчу. Ведь могло и показаться, я слишком впечатлительна.

"Маус" - это история семьи, это памятник семье в рисовке графического романа, попытка запечатлеть на десятилетия ушедших и казненных. А если смотреть шире - еще одно напоминание о том, как важно помнить уроки истории.