4.5 Между гуманизмом и антигуманизмом

Вместо того, чтобы вновь заводить бестолковый разговор об авторстве "Тихий Дон", лучше поговорить о присуждении Шолохову Нобелевской премии. Шолохов не должен был её получать. Я сделаю такое открытие для критиков премии, что им бы впору  за это меня самого ею наградить: нобелевку вручают не за выдающиеся художественные заслуги; если открыть мотивировки нобелиантов, чаще всего там будут встречаться слова "идеализм" и "гуманизм", а не "гениальность" или "мастерство". Поэтому в списке лауреатов столько не имеющих серьёзного влияния на литературу имён, вроде безнадёжно устаревшего уже в 1915, но идеологически очень правильного Ромена Роллана.

А будь критерием премии гениальность, русские получали бы её в ХХ веке каждые 1,5 года.

И поэтому рассматривавшаяся кандидатура Паустовского, писателя выдающегося, но куда менее талантливого, чем Шолохов, подходила больше. Ведь какой гуманизм у Шолохова? Кто важнейшая фигура эпопеи? И это не Гришка, как можно сразу подумать, а Мишка Кошевой. А кто такой Кошевой? Это палач, будущий чекист, натуральный красный Чингисхан, который, сватаясь к Дуняше, ничтоже сумняшеся, сообщает, что за преданным пойдёт в соседний двор. И, как ни странно, Шолохов на стороне Кошевого. Да, большевики ужасны, да, может они даже хуже царской власти. Да, они ставят свою железную пяту на казачество, как плотины на Дон, наконец превращая Тихий Дон в по-настоящему тихий (в то время на реке ещё не было плотин, поэтому Дон прибывал в обманчивом покое только пока не наступали разливы). Но историческая правда за большевиками. Заблуждался Шолохов или нет, предлагаю решить каждому самому.

Во-вторых, принятие премии выглядит откровенно жалко. Отношение к литературному Нобелю в советской печати всегда было не иначе, как к премии врага. Но ресентимент совков перед белыми людьми всё равно был слишком велик, поэтому из года в год они проталкивали своих кандидатов. В бессильной злобе, что премия уходит другим, досталось даже несчастному Голсуорси: за безобидную мыльную оперу в  жанре "богатые тоже плачут" его обозвали "эстетствующим фашистом" – просто за то, что получил премию вместо Горького. Лучшим решением было Шолохову вовсе отказаться от премии по примеру Сартра. Отсюда и миф, как Шолохов отказался кланяться на награждении шведскому королю. Но решение Сартра – это решение свободного человека. На такое Шолохов был уже  не способен.

А если бы его ещё и наградили вместе с Ахматовой, то её триумф Шолохова бы морально испепелил.  Ахматова, через всю жизнь пронесшая терновый венец мученицы, у которой репрессировали обоих мужей и сына, и которая не замаралась ни эмигрантской поддержкой Гитлера, ни продажностью советскому режиму, навсегда бы загородила своей располневшей, но сохранившей царственность фигурой маленького, исписавшегося (в защиту: после войны исписалось всё его революционное поколение), страдающего алкоголизмом Шолохова, который к награждению подходил с репутацией литературного сатрапа, чьё имя шло в ряду с одиозным функционером Кочетковым, и которому премию дают, чтобы оттенить Пастернака.

Формально Шолохов получает Нобеля за экзотический сеттинг, – комитет очень любит награждениями открывать новые географические области (тут главным успехом премии была Латинская Америка). Действительно, до Шолохова так ярко казачество изображал один только Гоголь. И Шолохов сам же казачество и хоронит: эта маленькая цивилизация оказывается совершенно выражающейся, полной детской смертями, инцестуальными и педофильскими связями (смерть первого ребенка Гришки, растление Аксиньи отцом, домогательства братом Натальи Коршунова), и если б не революция, то другой катаклизм её обязательно разрушил.

Здесь можно было бы сказать, как Шолохов блестяще исполнил госзаказ продемонстрировать моральную победу красных над белым. Но я специально прочитал "Железный поток" титулованнейшего совписа и литературного "крестного отца" Шолохова – Серафимовича. И Серафимович, изобразив как разрозненная людская масса крестьян, солдатни, казаков и матросни превращается в единый коллектив и даёт отпор классовому врагу под руководством коммуниста – с этой задачей справился лучше. Наверное, поэтому сегодня Серафимовича никто и не помнит, – сомневаюсь, что даже жители Переделкино в курсе, в честь кого названа улица.

Гришку часто называют выражением казачества той поры. Тогда моральной победой красных и не пахнет: Гришка, по собственному признанию, проболтавшийся между красными и белыми как навоз в проруби, к финалу приходит ни коммунистом, ни сколько-нибудь порядочным советским человеком (напоминаю, в его лице выражено все казачество). И даже если представить, что за участие в антисоветской банде Мишка Кошевой оставит его в живых, то Гришка позже 100% не переживёт репрессий.

(хотя говорят, что прототип Гришки дожил даже до солженицынских обвинений в плагиате)

Ценности, которые сохранились у Мелихова, максимально далеки от ортодоксально-коммунистических: кровь и почва. Образ отца, возвращающегося к разоренному дому с ребенком на руках, будет преследовать всё творчество Шолохова. И здесь Шолохов гениален. Потому что бы так поступил любой – и красный, и белый, и зеленый, и какой-нибудь ещё Гришка: он бы вернулся домой к тому ничтожному, что сохранилось, а не воевал за мировую революцию, единую и неделимую, или просто разбойничал. Иначе бы была фальш, как финал "Хождение по мукам".

Шолохов показал, как бы не банально это звучало, что все мы люди, и в каждом может быть и красный, и белый. В этом он великий гуманист. Вместе с тем это значит, что гражданская война ещё не закончилась, как Шолохов якобы и сказал сыну во время просмотра фильма "Чапаев". И никакое примирение не возможно – можно только выбрать сторону. В этом он великий антигуманист.

Однако закончить хочется на другом. В спорах об авторстве Шолохова популярен аргумент (мне больше нравится тот, где Шолохову убавили 5 лет из-за призыва), что судьба Аксиньи зеркалит судьбу матери самого Шолохова. Можно представить, чего натерпелся маленький Миша от этих зверей. Но вместо того, чтобы их уничтожить, Шолохов каким-то сверхусилием воли сделал так, что этих людей, со всеми их уродствами и пороками мы полюбили. А потом – и весь мир. При этом Шолохов не выдал ни одного прототипа участников Вёшенского восстания. За такое Шолохов заслуживает и одну, и две Нобелевские премии, и вообще все премии, что есть на земле.