Больше рецензий
Эксперт
Сердце воительницы, душа сказочницы.
26 декабря 2023 г. 21:27
512
4 Горите, горите, слова!..
Рецензия«У самой галереи цвело персиковое дерево...». Стоило погрузиться в крылатые страницы сей повести, как настигло оно: узнавание. И вновь – окно поезда, озарённое багровым закатом, и вновь – терзания по смутному, и вновь – воспевание прекрасного. Изящные гвоздики в элегантной вазе, яркая утренняя звезда, убаюкивающая песнь ночного дождя... Ветер приносил чудесный цветочный аромат, листья о чём-то шептались, в небеса взмывал белокрылый журавль, а Кикудзи тем временем пребывал в том состоянии, которое и словами-то описать сложно, но оно отзовётся многим. «Утренний туман омыл зелёные деревья. Наверное, потом он вошёл в его голову и тоже всё промыл там дочиста. В голове не осталось ни одной мысли». Это был даже не страх, это было ощущение самого страха, нечто между тревогой и стыдом, и грязное это было чувство, скверное, гнусное. Не всегда по наследству передаётся слава или богатство, порой дети заполучают от родителей бремя такой тяжести, что и не знаешь, как с ним справиться. Воспоминания донимали юношу, домыслы истязали его, он вершил такое, что потом будет долго его мучить... А природа тем временем очаровывала его своей прелестью, даря не забвение, но успокоение. «Белый олеандр и красный олеандр... Пунцовые цветы в густой тёмной зелени горели, как полуденное солнце, а белые источали прохладу».
«Проходя мимо неё, он почувствовал едва уловимый запах стоявших в вазе белых пионов...». Узнавание проскальзывало и здесь: герой опять решительно ничего не понимал, а героини вновь неистово страдали. Впрочем, пусть Кикудзи и не вызывал симпатии, сердце у него не сказать что пустое, что-то в нём всё же жило... Женщин же было жаль. Всё это действо со слезами, метаниями и мольбами о прощении и впрямь было очень грязным, и начал его человек, который совсем не думал о последствиях, когда, будучи женатым, ходил от одной любовницы к другой, да не один, а с сыном, а когда страну разрывала война, он спокойно принимал помощь от маленькой девочки, которая добывала ему – а точнее, для его сына, – лакомства. И вот спустя столько лет всё вновь вернулось, только вот с плодами бездумных действий отца пришлось разбираться уже его сыну. «Очень тихо там у вас... Я даже по телефону слышу тишину вашего дома». Не сказать, что у него получилось. Не был он ни умным, ни деятельным, да и думал в первую очередь о себе и своих желаниях, посему и попал в такую ловушку. Но именно это вызывает пусть и не сочувствие, но что-то очень близкое к нему, потому что кое-какие выводы он, надо признать, сделал. Радостно в итоге лишь за Фумико, хотя опять же, назовёшь ли это освобождением?.. «В нём было всё, в этом аромате: и длинный день, и летний зной, и сама жизнь».
«Белые и бледно-розовые цветы... Белое с розоватым отсветом сино... Розы, гвоздики и керамика растворялись друг в друге, поглощали друг друга...». Чайная церемония и драма человеческая и правда в этой истории поглотили друг друга. Горечь Ясунари Кавабата была ощутима; традиции умирают, это так печально... Но это ли должно печалить? А может, стоит грустить из-за поведения мужчины, который без зазрения совести использовал женщин? Или из-за омерзительного отношения к “старым” и “уродливым” женщинам? Какой бы прекрасной ни была чайная церемония, всей этой гнили она не скроет, как ни пытайся. Время идёт, человек умирает, как и некоторые традиции, посуда же остаётся... «На пиале бледно-синяя глазурь в одном месте переходила в бледно-жёлтую. Создавалось впечатление лунного пейзажа на грани ночи и рассвета». Умирание традиций не так страшит, как суждение других. Гармония, чистота, спокойствие, уважение – вот что должны соблюдать во время традиционной чайной церемонии, и вот что погибло в первую очередь, а не оплакиваемое традиционное, которым так любят прикрывать неприглядное. Читая такое, радуешься, что многое меняется. Жить вот так и считать это нормой... нет, благодарю. А чай в хорошей компании – это, конечно, другое дело. «Зелёный чай в тёмной чашке – как это прекрасно! Невольно приходит сравнение с молодыми весенними побегами».
«На горном склоне росла дикая азалия, покрытая нежной завязью бутонов...». И всё-таки это хорошая повесть, в ней нет ярко выраженного начала или конца, она как хайку – тонкая и изящная, с множественными намёками и подтекстами. Даже раздражение из-за действий героя притупляется, а потом и вовсе стирается, ибо замечательно было показано, к чему в итоге приходит тот, кто так ошибается. И пусть у Кикудзи и не было гармонии с собой и окружающими, у него была гармония с природой, это, пожалуй, одна из главных ветвей – и одна из самых прекрасных. «Жалкое занятие – собирать черепки, когда над головой сияет такая живая, такая свежая звезда!». Возможно, этим следовало ему заняться – продолжать любоваться серебряным морем, по которому проходилась звёздная рябь, посиживать в густой тени граната, которая дарила столь желанную прохладу, вслушиваться в птичье пение, что таило в себе столько очарования, – а не продолжать то самое традиционное отцовское, которое ему навязали. Пусть финала как такового и не было, ясно, что ничем хорошим эта история кончиться не может. Это вызывает грусть, но что с этим сделаешь, это выбор, выбор человека, а не судьбы, на которую так любят ссылаться. Это жизнь. Только и всего. «В токонома в плоской вазе стояли ирисы. И на поясе девушки были красные ирисы. Случайность, конечно...».
