5 Россия, интервентами раздираемая

Что касается до большевиков, то они никогда не скрывали своего ужаса и страха перед демократией в английском понимании и объявляли, что они предпочитают скорее вернуться к старому порядку, чем иметь конституцию вроде английской или американской.

Большевики вполне честны в преследовании своей цели – перенести власть и собственность из рук буржуазии в руки пролетариата.

Русский офицер – действительно, большое толстое, бравое, балованное дитё и ничего более.

Ещё одни мемуары английского интервента времён Гражданской войны. До этого уже читала воспоминания Уильяма Грейвса и Хадлстона Уильямсона. Этот раз я решила, что оценку поставлю не самим мемуарам, а тому, насколько они раскрывают внутреннее гнилое нутро как белогвардейской шайки, так и их зарубежных господ. Я бы даже назвала эти мемуары забавными, они могут поспорить по степени наглости и надуванию щёк с «Дроздовцами» Туркула.

В отличии от своих земляков Грейвса и Уильямсона Уорд совершенно не понимает, за что идёт война и каковы её причины. Если Грейвс писал в своей книге, что с одной стороны народ, с другой - захватчики, а Уильямсона совершенно не скрывал, что он борется за «положение своего привилегированного класса», то здесь автору свойственно лишь хвастовство величием его национальности и страны. Иной раз возникает ощущение, будто он испытывает плотское удовольствие, видя флаг Англии, развевающийся в Сибири и Дальнем Востоке, либо иные почести, которые могут быть отданы колонизатору народом покоряемой территории, хоть он и отмахивается фразой, что пришли они «на святую русскую землю как друзья». Вот несколько цитат, подтверждающие это:

Я должен сказать, что был польщен той почти детской верой, которую поляк, чехи русский питают к имени и чести Англии.

Без сомнения мы представляем единственную нацию, из всех представленных на этом фронте и вообще в Сибири, против которой не направлено ни одного слова подозрения.

Было крайне лестно слышать, что этот народ предпочитал обращаться для улажения своих споров к «английскому полковнику Ворпу», чем в русский суд.

Тост за их союзницу Великобританию заставил и меня подняться. Оркестр заиграл: «Rule Britannia» вместо «God save the King»

Эти мемуары также хорошо показывают, что как меж белогвардейцами не было согласия, так и между их хозяевами. Англичане закусились с французами, Япония растекалась в любви к Германии, и видела в американцах только конкурентов, а Англия, в свою очередь, ненавидела всех «союзников», кроме, пожалуй, США.

Но когда телеграммы из Америки стали сообщать о спешной организации Соединенными Штатами грандиозной экспедиции в Сибирь, японское правительство, начавшее готовить еще более внушительные силы, чтобы затмить американцев и принять участие со своей стороны в готовящихся событиях, получило полное оправдание даже в глазах самых ярых пропагандистов германской ориентации. Уже несколько месяцев ранее японские подозрения были возбуждены телеграммой, посланной в Сибирь одной частной строительной железнодорожной компанией с предложением помочь России реорганизовать железнодорожную сеть. Эта компания широкой благотворительности, оказанная народам Дальнего Востока, заслужила признательность со всех сторон. Но действительные успехи американского предприятия на этом пути возбудили в умах японцев сомнение в правильности политики, предоставлявшей американцам свободно проникать на восток.

Реорганизовать дальневосточные железные дороги под американские, чтобы легче вывозить ресурсы. А как преподносится! – «Широкая благотворительность народам Дальнего Востока». Ей богу, народ держат за быдло, не понимающее, что происходит.

О японцах здесь очень много, и почему-то мне кажется, что цитаты близки к правде:

К тому же японцы никогда не доверяли своим союзникам. Ни один приказ по японской армии никогда не сообщался союзным, командующим, пока операция не была выполнена или доведена до степени, не дающей им возможности принять в ней участие или предложить свою помощь. Японцы никогда не совещались со своими союзниками и никогда не сообщали им о каком нибудь своем передвижении, пока оно? не совершилось. С чешскими командирами они обращались недостаточно вежливо, а вагоны английских офицеров наводнялись их рядовыми, которые дерзко спрашивали, что нам нужно, в Сибири и когда мы предполагаем отправиться домой;

но наивысшее презрение они питали к русскому народу. Этих несчастных людей они сбрасывали с железнодорожных платформ, пуская в ход приклады своих винтовок как против женщин, так и мужчин, обращаясь с ними точь-в-точь, как с племенем покоренных готтентотов. Я не понимал такого поведения со стороны нашего восточного союзника и чувствовал, что это могло быть только безответственным буянством и озорством нескольких солдат и офицеров. Позже оказалось, что это было общей политикой японской армии обращаться с каждым свысока; они превосходно усвоили эти уроки у современных гуннов.

Я стоял в Никольске на платформе, ожидая поезда; кругом была толпа русских; недалеко находился японский часовой. Вдруг он бросился вперед и ударил прикладом своей винтовки в спину русского офицера; последний упал плашмя, катаясь от боли по полу, между тем как японец, скаля зубы, взял ружье «на караул». Хотя кругом стояло не мало народа, ни у одного из русских не хватило духу пристрелить японца; не желая вмешиваться, я ничего не предпринял, но наблюдал, что будет дальше. Десять минут спустя другой японский часовой повторил то же самое, но на этот раз жертвой была хорошо одетая русская дама. Русские были так запуганы, что даже ее друзья побоялись помочь ей.

Забавно было читать, как английские интервенты выбирали специально, на каком поезде поедут их офицеры, чтобы вызвать чувство уважения у русского народа. Уорд описывает, что поезд должен быть «не скотский», а ещё хорошо было бы, чтобы на нём развевался английский флаг. Но вот незадача! – английский флаг не понравился японцам. Несостоявшиеся покорители «святой русской земли» заспорили, заругались из-за флага, а китайцы «которые всегда питали к великой английской нации великую дружбу» [такие же великие опиумные войны не в счёт], оставались безучастными и лишь молча наблюдали за бранящимися.

Чудовищное непонимание происходящего в России со стороны автора- англичанина тоже сложно не заметить, вот что он пишет о революции в России и разразившейся Гражданской войне:

Я пришел к заключению, что это скорее военное движение под влиянием большевистских вожаков, чем обыкновенная стачка, как мы понимаем это в Англии.

А вот что о рабочем вопросе:

В России нет никаких представлений относительно положения труда. Самодержавие никогда не занималось им. Последней мыслью царя о рабочей реформе было уничтожение доброй водки; после этого он погиб. Офицерское сословие, составляющее большую часть русского общества, никогда не занималось этим вопросом. В государственных законах России не существует особого рабочего кодекса и весь ужас заключается в том, что те, которые до сих пор претендовали на роль вождей рабочего класс, отказывались бороться за законы, защищающие труд. Они верят, что «закон» для рабочего, лишенного самых элементарных прав, является последней вещью, о которой он только может думать; что единственным способом для рабочего получить права является уничтожение всякого «закона».

Но вот в своих замечаниях относительно зарождающейся новой буржуазии, как мне показалось, автор не так далёк от истины:

. Государственные земли уже разошлись по кусочкам в руки богатых крестьян, которые в результате этого расхищения установят крупную земельную аристократию, и, если я не ошибаюсь, последняя готова превзойти крупную государственную промышленность, создавая аристократию земельного капитала.

Керенский является во всех отношениях лучшим экземпляром этого класса, многоречивого, но бесполезного, как только дело касается практической строительной работы. Эти люди обвиняли казаков за их безотчетную лояльность, а офицеров армии за все преступления, в которых виноваты цари, и в худшйе дни Второй Революции они травили их, подобно крысам, в подвалах и на улицах. Офицеры и казаки в свою очередь проклинали Керенского и социалистов-революционеров за расстройство старой армии, зато, что именно они развели в стране анархию и большевизм.

Нельзя не заметить, как автор относится к Колчаку, этому недоправителю Сибири и сколько тот навылизывал задов, пытаясь угодить хозяевам. Вот особенно красноречивые фразы:

Свое я послал непосредственно адмиралу на подпись, и когда он автоматически хотел передать ее генералу Болдыреву, я сказал: «в чистом виде», и меню вернулось ко мне с единственной подписью этого единственного человека. Теперь я был вполне удовлетворен, что новое русское правительство было комбинацией, которая не имела устойчивости, и принял строжайшие меры, чтобы моя часть не была увлечена при его неожиданном падении.

Ни Совет Министров, ни сам Колчак не могли принять окончательного решения, пока у них не было полного представления о позиции Британии в этом вопросе.

Подводя итог, хочу сказать одно: читайте меумары белых и самих интервентов. Они гораздо показательней, чем памятники всяким «колчакам» и роскошные издания о них с золотым теснением, сыплющие красивыми, но пустыми возгласами о «патриотизме», «единой-неделимой» и пр. Англичане, а также другие недохозяева, делившие Россию, видели в её народе два африканских племени, дерущихся меж собой. Их задачей было только подогревать конфликт, чтобы пролить больше русской крови и овладеть ресурсами.

Ничего не напоминает?

Источник