5 ֍ НЕ ЛИШНИЙ «ЛИШНИЙ ЧЕЛОВЕК», или ИСТОКИ РУССКОЙ ДУШИ ֍

«Федя не любил никого из окружавших его… Горе сердцу, не любившему смолоду!»
(И.С. Тургенев. «Дворянское гнездо»)

«Лизе и в голову не приходило, что она патриотка; но ей было по душе с русскими людьми; русский склад ума ее радовал …»
(И.С. Тургенев. «Дворянское гнездо»)

«Вся проникнутая чувством долга, боязнью оскорбить кого бы то ни было, с сердцем добрым и кротким, она любила всех и никого в особенности; она любила одного бога восторженно, робко, нежно. Лаврецкий первый нарушил ее тихую внутреннюю жизнь.»
(И.С. Тургенев. «Дворянское гнездо»)

Наверно, можно поспорить с поэтом, утверждавшим, что «Умом Россию не понять». Россия – это, прежде всего, – люди. А понять русского человека очень хочется. А если хочется, значит, можно. Разве не предпринимает попытки Тургенев Иван Сергеевич в «Дворянском гнезде» понять душу главного героя – Фёдора Ивановича Лаврецкого? Да и не только его. В каждом персонаже романа живёт частица русской души.

Интересный исторический период описывает автор: 30-40-е годы девятнадцатого столетия. Крестьянская реформа 1861 года ещё не состоялась, но уже витает дух предчувствия её неизбежности.

Закостенелость Российского общества, его дикие и жуткие обычаи, со временем нелепым образом деформирующиеся ввиду проникновения, не очень понимаемых и таких же нелепых для русских, веяний «просвещённой Европы», Тургенев показывает на примере семейной хроники главного героя – Лаврецкого, начиная с его прадеда.

Фёдор Лаврецкий – продукт своей эпохи. Его можно жалеть и восхищаться им одновременно. Он жертва и герой в одном лице. Я поражаюсь его гибкости и стрессоустойчивости, которые присущи, наверно, только русскому человеку, имеющему силу духа. Вот он – РУССКИЙ ДУХ.

Где берут истоки такой силы воли, как у Лаврецкого? – В смирении. В непротивлении злу насилием. Боже мой! Какое детство у него было! Нам и не снилось. Из Феди могла бы вырасти кривая карликовая берёзка: уж как только не корежили его до 12 лет.

А потом – после? После возвращения блудного отца – «англомана» Ивана Петровича из-за границы – и того хлеще. И снова – русское христианское долготерпение! Только оно помогает гнуться, но не даёт сломаться. Разве не подвиг над самим собой совершает взрослый Лаврецкий, выправляя самого себя: из кривого деревца вырастая в крепкое, жизнеспособное дерево?

Да. Что-то ему удалось поправить в себе. Да не всё. По-моему, очень символично в целом для России. Не только для Фёдора Ивановича.

И не только виной тому русские исторические корни. Запад. Европа. Её дыхание повсюду. Не всегда благоуханное и благотворное. Впрочем, сегодня эта тенденция только усиливается.

Эх, если бы нам не мешали жить и развиваться! Если бы не предавали нас – добрых и доверчивых, с душой нараспашку, умеющих прощать, терпеть и зла не помнить. Откуда это в русских? – Это ЛЮБОВЬ. Та, что завещана нам Богом.

О ней – о ЛЮБВИ терпеливой пишет Тургенев. Любви неоднозначной, а многогранной и всеобъемлющей. А уж с тем, что Лаврецкий – «лишний человек», как утверждают критики от литературы, я не соглашусь. Русский человек – не лишний. Да и вообще, лишних людей не бывает. Каждому Господь своё место определил. А иначе – можно договориться до «золотого миллиарда» …

У Лаврецкого, на мой взгляд, есть чему поучиться. И есть за что пожалеть. Жалость, милосердие – это тоже русские черты. И истоки их – в нашей многострадальной истории.

… Разве не символично, что первая любовь Фёдора была растоптана в Европе: Париже? Там Варвара, его горячо любимая жена, дочка обнищавшего генерала, опустилась до грязной, ничтожной интрижки с каким-то молоденьким хлыщом.

Ей было всего-то 17, когда состоялось знакомство с Лаврецким. Обнищавшая дворянская семья генерала Коробьина жалка. Вся надежда лишь на удачное замужество дочери.

Жалкие люди, дорвавшись до бесплатного, пускаются во все тяжкие: голова кружится от свалившегося счастья. Лаврецкий – богат. И влюблён. Слеп и неопытен. Его используют.

Варвара Павловна – девчонка. Пустышка. Европы она не выдержала. Но зато многому там научилась, усугубив свои природные пороки. После рождения сына и быстрого его угасания она не повзрослела: даже смерть ребёнка прошла как будто где-то рядом, лишь немного дохнув холодным мраком. Пустая душа Барбары в «Лондонах, Парижах» заполнилась до краёв блеском мишуры. В ней нет больше ничего, и ничего кроме ей не нужно. Блистать! Только блистать!

Фёдор не бросил свою беременную жену-изменщицу без средств к существованию: назначил ей пансион. Он даже не развёлся с ней, ибо были они ВЕНЧАНЫ перед Богом! Благородство – категория русская. Богобоязнь, как и любовь, – основа русской христианской морали. Вот он каков – Лаврецкий!

***
Лиза Калитина. Любовная сюжетная линия. Она начинает развиваться с середины романа. Лизе – 19 лет. Фёдору Ивановичу – 35. Взрослый. Немаленькая разница в возрасте. И такие разные … К тому же родня: дядя с племянницей.

«Недаром она сказала мне, что я ей страшен.»

Лиза – набожная девушка: любовь к Богу привита её няней с самого раннего возраста: с 3-х лет, когда ребёнок начинает осознавать себя в мире и сохранять воспоминания. Она верит в Бога искренно, трепетно, нежно и преданно. Он – единственная её любовь, пока Фёдор не смутил её душу: пробудил новое, доселе неведомое, чувство.

Лаврецкий – давно в церкви не был. Первое благотворное влияние Лизы (читаем, любви) на Фёдора: он пришел в церковь на службу.

«Он взглянул на Лизу… "Ты меня сюда привела, – подумал он, – коснись же меня, коснись моей души".»

Лиза, почувствовав в Лаврецком родственную душу, видя, что он отошел от Бога, надеялась снова вернуть его к Нему.

«В одном только они расходились; но Лиза втайне надеялась привести его к богу.»

Хотя, справедливости ради, следовало бы заметить, что Тургенев вовсе не показывает нам именно уход от Бога – разуверившегося человека, подвергшегося нравственной деградации. Уход от церкви – это да. Заграница немало тому способствовала.

Но он, в отличие от Лизы, НИКОГО не любил с самого раннего детства. Более того, в нём пытались вытравить самоё понятие о любви, которое начинается с женщины – матери.

Развратить ребёнка можно по-разному. Тургенев показывает самый изуверский, беспощадный, деспотичный способ. Нет любви к матери – нет любви к Богу. Нет любви к себе. А Бог – это Любовь.

Каким же долгим и трудным был путь Лаврецкого к самому себе. Какое милосердие явил к нему Всевышний, позволив прозреть наконец.

Вера, душа … Особенно, душа. Прозрение. Возвращение к истокам. Это так по-русски.

… А дальше читатель может включить логику и поразмышлять над дальнейшим развитием отношений между Лизой и Лаврецким: автор подготовил «почву», в которую бросил известные «семена».

Всегда любопытно сравнить собственное видение развития событий с задумкой автора. К тому же, если автор тебе известен. В общем, приятно должно быть в любом случае: при совпадении и несовпадении представлений. Какой я умный, что всё предвидел. Как интересно: неожиданно.

Неприкаянность как невозможность свить своего гнезда была проклятием тётки Лаврецкого – Глафиры Петровны. Кстати, Глафира – яркий образ русской помещицы с характерными чертами своенравия и упёртости (своебышности) играет немаловажную роль в понимании становления характера главного персонажа – Лаврецкого.

«… знаю, кто меня отсюда гонит, с родового моего гнезда. Только ты помяни мое слово, племянник: не свить же и тебе гнезда нигде, скитаться тебе век. Вот тебе мой завет.»

«Завет» – дело серьёзное: его не объедешь, не обойдёшь. Всё предопределено. Фатум. Судьба. И очень по-русски: верить в знаки, предсказания, проклятия … А, уж если завещано, то так тому и быть.

Как сложится судьба главных героев, сумеет ли Лаврецкий противостоять завету своей тётки-ведьмы и ещё многое-многое другое, уважаемый читатель, ты найдёшь в «Дворянском гнезде».

У тебя будет прекрасная возможность для рассуждений и построений своих версий развития сюжета, анализа и оценки русской души, русского характера: корней, протянувшихся из самой исторической сути нашей Родины – дворянства, помещичества – дворянского гнезда. Того, что крепко-накрепко угнездилось в русском характере. Это будет твоя оценка. Свою я уже сделала.

Единственное, чего нельзя придумать нам, простым читателям, – это восхитительно поэтическая, бесподобно лирическая Тургеневская проза. Кажется, что она проникает и в душу, и в сердце, и в разум. Она тревожит и лелеет тебя одновременно, обволакивая такими чувствами, которые и не снились. От этого и грустно, и светло. И даже завидно, что кто-то смог постичь такую глубину чувств. Чудесно ...

«Дворянское гнездо» я бы осмелилась сравнить с энциклопедией русского характера. Черты этого характера рассыпаны повсюду, в каждом персонаже. Например, Агафья – няня Елизаветы Калитиной – воплощение смирения и достоинства русской женщины. За таким смирением чувства собственного достоинства не видать. А оно есть, да ещё какое!

«Русский человек боится и привязывается легко; но уважение его заслужить трудно: дается оно не скоро и не всякому. Агафью все в доме очень уважали; никто и не вспоминал о прежних грехах, словно их вместе с старым барином в землю похоронили.»

***
Перевёрнута последняя страница: до точки дочитан эпилог, а меня всё ещё покачивает на волнах романа. И какой-то комок в горле. И чувство неудовлетворённости. Или сочувствия героям.

Неизбежность ощущения, что вся жизнь вдребезги, и что ты в сорок лет – старик, и тебе впереди ничего не светит, и всё потому, что центральной осью твоей жизни была выбрана любовь?!

А что любовь? – Она мираж, воспоминания … А две жизни разрушены. Понятно почему. Но факт остаётся фактом. Трагедия.

Счастье рождается не где-нибудь, не с кем-нибудь, не благодаря кому-то, а наоборот: вопреки. Человек обязан быть счастливым. Счастье – в его голове!

Лиза счастливее Лаврецкого. У неё была и осталась главная любовь в жизни. Она сумела не сотворить себе кумира из любви к мужчине. Любовное томление сердца пережила, как болезнь. Воля, основанная на вере, – спасательный круг для сильных и цельных личностей.

Лаврецкий сокрушен, разрушен: любовь мирская выпотрошила его, опустошила. А другой Любви он не знал в отличие от Лизы. Он не внял важнейшей заповеди: «Не сотвори себе кумира». Лишенный любви в детстве, обретя её в молодости, он одержим ею. В этом трагедия героя: не вина его, а беда … И как бы это сейчас странно не прозвучало, но, в первую очередь, Лаврецкий – сам для себя кумир. Впрочем, как и все мы.

Но это уже тема для отдельного разговора.