PRO: Переела тут намедни сямян горчицы так ажно грамотность всю отбило, уж не обессудьте!

Тьху, бяздельники! Смотреть противно.
Ездют и ездют, жруть и жруть, а работать хто будет?
А главное, жруть-то дрянь всякую, да еще и нахваливают, будто вкуснее не ели ничаво. Ну да щас управлюсь и расскажу подробнее, чогой там оне придумали.

Не, ну ведь и главное – совести-то нету никакой у нево, у путяшественника этого. Другие-то вон, от зари до зари работают, то в поле, то у коровнике, присесть некада, только знай - отгоняй горгулий, да тюльпаны окучивай, раз время свободное появилось, ну ишшо прясть надо, ну да это вот я устроилась – молодки соседние прядут, а я им чятаю, раз грамотная. Про края заморские, путяшественников красивых, те-то до красивых уж больно падкие, замуж хотят да непременно штоб мир повидать. А чаво ево смотреть? Мир да мир, коровы, поди, везде одинаковыя.
Так вот, нашли мы, значить, книжку эту, про гишпанию, там, мне торговец сказывал, красиво шибко, тепло и пельсины какиея-та. Само то моим девкам читать, штоб шибчее работалось. Хушь я энто баловство и не одобряю – ежели ж все путяшествовать отправюцо, работать-то кому останется?
Ну да это я все о себе, да о себе. А там, значить, так было: надоело мальцу одному работать как надо, да и не умеють они, чо врать-то уж, языком чесать только приучены, а вот ежели в хлев их, да вилы в руки… ох, заговорилась опять, что ж ты делать-то будешь! Ну так это, бросил он работу-то свою, ага, и поехал в гишпанию энту, да не просто так, а штобы, значить, всю её проехать, а потом книжку написать про это. Хитро!
И вот он поехал, значить, да ищо экономно так – то там у нево друзья, то тут, то друзья друзей, то родители этих друзей друзей, за постой-то и не надо платить, выходит. Экий шельмец, экономный, это я одобряю. Но он на всё экнономлемое давай в кабаках гулять, да разве ж так можно? Нет бы матери послать, а коли нет матери у няво, так и корову бы купил, всё пользительнее, чем просерить-то, простигосподя.
Не одобряю я такова, не приученная зазря разбазаривать добро-то, но молодки мои, смотрю, разомлели, прям, представляют верно, как бы он их возил по гишпании тёплой, пельсинами с паэлей откармливал да прясть не заставлял. Ага, карман держи ширше, повезет он их, как жа! Сам по углам мается, еще и жону с собой таскать на свяней смотреть, да живой рыбе у глаз пальцем тыкать!
И ведь, главное, всю страну объездил, не рассказал про красоту её, торговцем хвалёную, ни про людей особо не рассказал, у которых жил, а токма про то, как жрал: что утром было, что ему на обед принесли, чаво вечером давали – проглот какой, а. такова ж заведешь – не прокормишь. Этак ему и одной коровы мало, горгулию. И про пельсины не написал, жеш ведь! Токма про паэлю какую-та, а по мне так каша это, из всяго, што нашли. Так-то и я умею, вон свиням вчерась носила. И не знала, что паэля это. Но тяперь-то я ученая.
А! ишшо про требуху писал же! Что требуху едят и нахваливают. Это што же делается! Пельсины у них есть, а они требуху жруть с маслом каким-то чудным. Я как представила, мне поплохело ажно, пришлось молодкам-то пряжу свою бросать да пива мне нести скорее.
И вот он, значить, весь год ничаво не делал, ел токма. А потом книжку энту написал. Ну мы ее с молодками-то и уговорили пока пряли, значить. Им-то понравилось, а я думаю, дармоед он и бездельник. Нам такого не надо, даже с пельсинами.
Ну я и сразу-то знала, что путяшественники энти – дармоеды и лентяи, никакой пользы от них. Вот и неча молодым головы-то забивать дуростью всякой. Надо про кирху писать, про то, как горгулий выводить, а то расплодилось – жуть. Как масло бить да старших уважать. А энти путяшествия бездельные молодкам больше не буду брать, неча.
Пельсины еще. Ишь.
Придумают жеш.