5

Я не увижу знаменитой «Федры»,
В старинном многоярусном театре,
С прокопченной высокой галереи,
При свете оплывающих свечей.
И, равнодушен к суете актеров,
Сбирающих рукоплесканий жатву,
Я не услышу, обращенный к рампе,
Двойною рифмой оперенный стих...

Добравшись наконец до расиновской версии "Федры", я не могла отказать себе в удовольствии перечитать "Федру" цветаевскую. Сравнение - это наше всё!
Я восхищена языком этой пьесы. Как же мастерски Цветаева владеет слогом! Как она играет словами, ритмом, рифмами, слова перекатываются, словно ручей бежит по камушкам. Особенно здорово воспринимается на слух - наверное, эта пьеса, как многое другое, писалась "с голоса". Пьеса написана абсолютно современным языком, но речь античных персонажей при этом выглядит совершенно органичной.
Если немного отвлечься от текста, вспомним, что для Марины Цветаевой история Тесея (у Цветаевой Тезей, но не суть) была не просто мифом. Она хотела написать трилогию о Тесее и дочь ее не зря звали Ариадной. Но в этой пьесе главными действующими лицами являются Федра и Ипполит, а Тесей - отчасти статист, отчасти орудие рока. Интересно, что во всех трех версиях большую роль в гибели персонажей играет кормилица.
У Еврипида на Ипполита прогневалась Афродита, и они с Федрой были принесены в жертву ее гневу, но Федра, покончив с собой, посмертно обвиняет Ипполита - так не доставайся же ты никому... У Расина Федра также обвиняет Ипполита, но еще при жизни, из страха перед мужем. А в трактовке Цветаевой важно, что в трагедии Федры и Ипполита никто не виноват - ни Федра, ни Ипполит...
Здесь будет, наверное, уместно, привести цитату из другого произведения Цветаевой:

Я не в Онегина влюбилась, а в Онегина и Татьяну (и, может быть, в Татьяну немножко больше), в них обоих вместе, в любовь. И ни одной своей вещи я потом не писала, не влюбившись одновременно в двух (в нее – немножко больше), не в них двух, а в их любовь. В любовь.
Скамейка, на которой они не сидели, оказалась предопределяющей. Я ни тогда, ни потом, никогда не любила, когда целовались, всегда – когда расставались. Никогда – когда садились, всегда – расходились. Моя первая любовная сцена была нелюбовная: он не любил (это я поняла), потому и не сел, любила она, потому и встала, они ни минуты не были вместе, ничего вместе не делали, делали совершенно обратное: он говорил, она молчала, он не любил, она любила, он ушел, она осталась, так что если поднять занавес – она одна стоит, а может быть, опять сидит, потому что стояла она только потому, что он стоял, а потом рухнула и так будет сидеть вечно. Татьяна на той скамейке сидит вечно.
Эта первая моя любовная сцена предопределила все мои последующие, всю страсть во мне несчастной, невзаимной, невозможной любви. Я с той самой минуты не захотела быть счастливой и этим себя на нелюбовь – обрекла.

Эта мысль является определяющей для понимания творчества Марины Цветаевой и "Федры", в частности. Всегда ее привлекала эта вот невероятная, невыносимая, невозможная любовь, заранее обреченная и гибельная и только о ней хотелось писать. "Героиней и героем я равно обольщена..."
У Еврипида - высокая античная трагедия, далекая, надмирная, у Расина - классически-академичная версия, холодно-отстраненная, у Цветаевой - красивая история роковой безнадежной любви, живые люди и всех жалко.

Ипполитовы кони и Федрин сук —
Не старухины козни, а старый стук
Рока. Горы сдвигать – людям ли?
Те орудуют. Ты? Орудие.
Ипполитова пена и Федрин пот —
Не старухины шашни, а старый счет,
Пря заведомая, старинная.
Нет виновного. Все невинные.