4.5 Жизнь взаймы

Вот это настоящая литература! Мопассан выглядит титаном на фоне Бальзака, по крайней мере первое впечатление именно такое. Дело, конечно, в том, что у Мопассана куда больше нюансов, нет людей-функций и в промышленных масштабах больше цинизма, но есть что-то еще, что делает «Милого друга» таким гармоничным произведением. Или все же это правильная доля цинизма?

Любопытно, что Мопассан, кажется, писал о себе, только Дюруа более успешен, более нравится дамам, быстрее и увереннее шагает по головам. Ох уж эта любовь авторов создать альтер эго и несколько приукрасить. Но вышло удачно, история Милого друга почти вневременная – корсеты и цилиндры ушли в иной мир, а интриги, измены и отношение к людям как к расходному материалу – нет.

Собственно, интриги, с одной стороны, делают книгу такой современной, а с другой лишают ее интереса при анализе – сейчас все ровно так, как тогда, что тут скажешь? С поправкой, как уже сказано, на лошадей и корсеты. Даже часы и то для некоторых по-прежнему предмет вожделения. Можно долго говорить о прелестях XIX века, о парижской атмосфере belle epoque, но нужно ли? Дюруа есть в любой популяции. И, судя по всему, это зачем-то нужно, такой набор параметров необходим для нормального функционирования системы. Любопытно, что люди Мопассана столь близки нам – весь флер прошлого стирается, когда речь идет об интересе, деньгах и широко понимаемой любви.

Поэтому прелесть Мопассана именно в этой обезоруживающей точности, в пресловутом натурализме. Кого-то такая обнаженность потянет в морализм, в осуждение пороков, а кого-то заставит подумать о функционировании общества. Такая книга просто кричит о возможности использования в качестве обвинительного акта буржуазному лицемерию, любопытно, толковали ли ее в Советском Союзе в этом ключе?

Самый страшный эпизод – это смена мужей Мадлены. Именно в будничности происходящего, в отсутствии трагизма со стороны Мадлены и Дюруа есть что-то ненормальное и вместе с тем узнаваемое. И тяга к жизни Форестье впечатляет, тут Мопассан показывает себя стоящим художником.

Интересный мир. Мир поездов и телеграмм, мир влиятельных газет и меняющихся правительств, мир открытого, поощряемого колониализма и расовой спеси, принимаемой как должное. В этом международном хищничестве что-то есть – это порой выглядит честнее, чем современное лицемерие все тех же империалистических держав. Но книга не об этом, а о мягких и податливых дамах, которые несут Дюруа вверх вместо социальных лифтов. Какой естественный пройдоха!