4

Не мучить, не калечить, не щадить.

Мой благомудрый ученик, спешу предостеречь тебя и пролить свет истины на тёмные и опасные закоулки твоего будущего. Не закрой же души своей пред ограждающими речами твоего старого наставника. Дошли до меня тревожные слухи, что ученый муж Elessar , единственный среди всех твоих ущербных разумом соотечественников дающий надежду на то, что есть проблески культуры в вашем варварском европейском мире, вспомоществовал твоему заполучению художественного труда "Ястреб халифа". Знаешь ли ты, что за книга обожжет твоё сердце безнадежностью пылающих страниц? Знаешь ли ты, сколько плетей душевной боли исполосуют твоё существо? Знаешь ли ты, каков на вкус яд несвободы, что сочится сквозь строки сего книжного труда? Пусть Али проклянет мои седины, если я хотя бы не попытаюсь вразумить тебя, да продлит дни твоей жизни Всевышний!

Давным-давно было обещано неразумному смертному правителю, что придёт день - и заполучит он несокрушимое существо, которое будет до скончания веков служить халифату. И вот настаёт этот день и час - да будет же проклята память людская, что хранит речи, соблазняющие слабый человеческий разум! - и ждёт юный халиф Аммар ибн Амир, когда его престарелый учитель, астролог Яхья ибн Саид, приведет с запада сумеречника из племени нерегилей; это необъяснимое существо может стать надеждой и единственной защитой аш-Шарийа. Утративший магическую силу нерегиль, истощенный и озверевший, вынужден подписать договор, принуждающий его к служению халифату, но не халифу. Неразумный мальчишка Аммар, посадивший на короткую привязь существо почти бессмертное, мудрое, всемогущее и яростное, даже не подозревает, какой ценой будет достигнут мир в государстве, сколько крови оросит вечные пески пустынь и мрамор храмов, сколько растерзанных тел полетит в ров, сколько рек слёз омоют его правление. Но никакие сомнения не омрачают разум незрелого правителя, ничто не может остановить его на пути к процветанию династии и удовлетворению собственных амбиций. И вот даёт он равноангельному нелюдю жалкое имя Тарик (вместо гордого родового Тарега), ставит его во главе своей армии; остры когти нерегиля, не знает жалости его сердце, не ведает усталости его тело, а это значит, что будут разбиты воинственные джунгары, подавлены мятежи, сожжены города, повержены враги.

Дальше...

Помни же простую истину, мой сын по разуму, если ты силой привёл в дом свой взрослого дикого тигра, сломил волю его, подпилил его клыки и вырвал с мясом его когти, посадил его на цепь и дал ему имя комнатной собачки, то не перестал этот тигр быть диким зверем, жаждущим вцепиться тебе в горло и разорить твой дом. Ужас книги же не в сценах насилия, сменяющихся описаниями душевных терзаний и нескончаемой физической боли, а в бесчеловечном лишении разумного существа свободы воли, в безысходности вечного подчинения, в заточении под замками нерушимой клятвы.

Люди часто не понимают, что избранничество - это не честь. Это неоплатный долг, который невозможно до конца исполнить.

Клянусь четвертым Именем, именем Судии, ничьё сердце не останется равнодушным к Тарегу, неистовому нерегилю, то ли демону, то ли ангелу, то ли сыну бога, то ли наваждению - иблис его знает; ибо лицо его прекрасно и бледно, серы глаза его, словно холодный лик луны в безветренную ночь, черны волосы его, словно сердце нечестивца. Его мудрость и страстное сердце, его талант полководца и животная безжалостность пустят корни привязанности в твоей душе. Так можно любить и ненавидеть хищную кошку, которую кормил когда-то с руки.

Зная твой суетливый европейский ум, осмелюсь предположить, что тебя может смутить и отвлечь обилие незнакомых, непривычных имён правоверных и названий мест, строений и должностей, которых нет в твоей культуре. Однообразие батальных сцен, прекрасно описанных, с должным тщанием и необычайной смелостью (неужто это писала учёная дева, а не прославленный военачальник, привыкший к виду смерти и разложения), может утомить тебя, напомнив тебе хронику военных действий, столь далёких от круга твоих интересов. Так и слышу твой возмущенный голос, вопрошающий, к чему же столько смертей, отрубленных голов, сорванных шальваров, возбужденных зеббов и поруганных фарджей. Достоверность, мой юный ученик, даётся не легко. Достоверность же "Ястреба халифа" строится на крови, насилии и страсти. Герои книги будут срывать тюльпаны уст и наслаждаться гранатами грудей, будут пропитаны покрывала сладострастным потом любовников, а по галереям и садам пронесётся несдерживаемый стон наслаждения, но даже любовь будет трагична и безжалостна на попавших в твои руки страницах.

Воистину прекрасен слог любомудрой гурии, сладостен от изысканного восточного мёда и липок от крови героев и их недругов. Три дня и три ночи терзался я, вопреки моей мудрости и сдержанному разумению, вкушая рахат-лукум художественного труда. Истинными жемчужинами в своем сердце сохраню я прекрасные стихи, освятившие и осветившие страницы, и запавшие в душу слова:

Покаяние — это странная лошадь; она допрыгивает до небес одним движением с самого низкого места.

Спроси себя, дитя Запада, достаточно ли ты силён духом, чтоб вынести эту книгу и полюбить её так, как полюбил её я?

Твой смиренный раб и наставник милостию Всемогущего
Эсен-Мубарак ибн Катун.