У каждого человека должно быть место, в котором он мог бы спрятаться от этой изрядно поднадоевшей предсказуемой и последовательной реальности. Пожалуй, Сербия в лице Милорада Павича подарила нам пару (сотен) таких.

Что такое книги Павича?
Несчетное множество словесных кружев, хитросплетение образов, которые приходят к тебе в облике невиданных зверей, оставляя лишь потрясение, но никакого доказательства своего существования. Попросят пересказать – и ты беспомощно захлопаешь глазами, понимая, что в лучшем случае сможешь предоставить им лишь сухой скелет от той прекрасной волшебной рыбы с перламутровой чешуей и огненными плавниками, которая проплывала перед твоими глазами во время чтения. Остается лишь цитировать, цитировать робко и аккуратно, с несмелой надеждой на понимание, потому что сказать, что рассказы Павича не для всех – значит, не сказать вообще ничего. Простите великодушно заядлого кошатника, но это словно знакомить гостей с собственной кошкой – ты-то давно заслужил ее расположение, но нет никакой гарантии, что они смилостивится до того, чтобы принять твоих друзей.

Впрочем, сравнение с кошачьими здесь едва ли случайно – ибо с чем еще сравнить те невыносимые легкость и совершенство повествования, которые подарил нам Милорад? С необычайной осторожностью эти строки на мягких лапах забираются к тебе в душу, оставляя там невообразимое ощущение тепла, покоя и одновременно с этим какой-то чисто кошачьей авантюрной непредсказуемости сюжета.

Если бы у меня была вечерняя молитва, я бы отдельной строкой включила в нее благодарность мирозданию за существование нелинейной прозы в целом и за Павича в отдельности. Данная литература в определенной степени сравнима с играми на доверие – позволишь ли ты писателю увести тебя в дебри запутанных историй и смыслов? Уверен ли ты, что он выведет тебя в правильном направлении? А что будет правильным направлением в данном случае? А есть ли смысл пытаться давать этому определение? И есть ли вообще смысл искать то самое «правильное» направление? Когда каждый новый рассказ – путешествие по новой реальности, вернее, её неуловимой тени, направления нет и быть не может. Ты не знаешь, что оставит после себя этот рассказ, но ты смело можешь рассчитывать на одно – удивление, бесконечное удивление всему: такой изящной перенасыщенности метафорами, витиеватости повествования, странным речам героев и этому вопиющему пренебрежению временной последовательностью. Павич насмешливо играет со временем, словно неугомонный ветер с воздушным змеем, заставляя его лететь то против Запада, то против Востока, но стоит читателю раз верно натянуть бечевку восприимчивости к тексту, как ветер сам вынесет змея понимания в потоки нужных смыслов, и вот уже неважно, потеряешь ли ты победу в гонке или же и вовсе потеряешь голову – есть только ты и эти словесные фрески, а всё остальное осталось где-то за пределами времени.

Прочесть конкретно данную книгу стоит хотя бы потому, что второй из сборников рассказов, включенных в данную книгу, «Русскую борзую», Милорад написал еще до своего великого «Хазарского словаря», а ведь все его последующие романы и эссе считаются лишь отражениями и комментариями к нему. Это все равно, что рассматривать чертежи первых кораблей, предшественников Титаника – «так вот, с чего все начиналось». Сам жанр коротких рассказов мастеру настолько к лицу, что диву даешься с непривычки – не таким уж и большим количеством авторов, способных и к масштабным романам, и к легким рассказам одновременно, избаловано читательское общество. Но нет, стиль Милорада все так же безупречен и в миниатюре.

Чтобы описать мастерство Павича, не хватило бы и вечности, да что там, даже всех вечностей, собранных в его романах и рассказах, поэтому, возможно, лучшим вариантом будет закончить ее в стиле самого маэстро – вот так вот внезапно, без каких-либо четких умозаключений и итогов, но с легкой задумчивостью и непременно одним из любимых отрывков, в котором, пожалуй, для меня весь Павич.

Чей-то слух вползал в мои пьяные уши. И я слушал, как некто неизвестный мне, исполняя музыку, возводит прекрасное строение. Здание из звуков росло, взлетало башнями, с недостижимой быстротой множилось число фронтов, винтовые лестницы головокружительно устремлялись вверх, коридоры скакали галопом и, заворачивая на полном скаку в новое крыло здания, теряли по пути углы и дверные косяки. А потом две летящие навстречу друг другу лестницы с громким ревом сталкивались и рассыпались во все стороны, чем все дело и заканчивалось.