5

Пруст придуман для бездельников.
Его главный лозунг: «Не надо торопиться».
Легко сказать. Нормальные трудоспособные люди всегда спешат. И только бездельники могут убивать время на неважные дела, жить не торопясь. Могут выйти на незнакомой станции, чтобы насладиться запахом палой листвы в прохладном воздухе. Могут пропустить пару маршруток, чтобы уютно устроиться в пустом троллейбусе и почитать новую книжку. Или ходить без цели по улицам, просто глазея по сторонам, и предаваться мечтам. «Ведь одним из несомненных преимуществ неторопливого существования является то, что мир, обозреваемый неспешно, становится гораздо интереснее и увлекательнее». Особенно в мелочах. Куча крохотных событий – рукопожатий, шуршания документов, случайных улыбок – обретают «соблазнительную сладость», если мы просто заметим их, приняв прустовскую установку неторопливости.

Ален де Боттон в книге о Прусте учит нас чувствовать эту сладость. Эпопею «В поисках утраченного времени», биографию ее чудаковатого автора, его письма и воспоминания современников, швейцарский писатель представляет в виде учебника жизни. Превращает в практическое пособие по изменению сознания. И обретению счастья. Ведь, если следовать заповедям Пруста, сформулированным Боттоном, можно стать счастливее.

А заповедей не так много. И вот основные:
Кроме тренировки неторопливости, нужно научиться «плодотворно страдать». Страдать мы будем в любом случае, но, по Прусту, лучше страдать правильно, чтобы через боль получить способность анализировать процессы и явления, которые при иных условиях прошли бы мимо нас незамеченными. Размышления позволяют встроить свою боль в более широкий контекст, понять причины несчастий и механизмы смирения. «Подлинное искусство жизни, – пишет Пруст, – состоит в умении извлекать пользу из общения и сосуществования с теми людьми, из-за которых нам приходится страдать». И плодотворней пережить бурный роман с драматической развязкой, чем посвятить это время изучению Платона или Гегеля.

Нужно научиться «зорко видеть». На примере вымышленного молодого человека, юного эстета, который питает слабость к дорогим вещам, но не может их себе позволить и проникается отвращением к убогой обстановке своего дома, Пруст растолковывает нам свою философию искусства. Он ведет юношу в Лувр и показывает картины Шардена, на которых роскошно изображено то, что казалось заурядным: персики или ломтики лимона, ставшие символами чувственности, монументальные карпы с разрезанным брюхом, грубая посуда. И молодой человек понимает, что простая керамическая плошка, поднятая на уровень искусства, на самом деле, не менее красива, чем самое богатое украшение из музея. А родительский дом полон маленьких шедевров. В своих произведениях Пруст не просто навязывает нам восприятие разных вещей одинаково ценными, он предлагает увидеть в вещи ее правильную ценность и красоту. Ведь мы практически никогда не видим за привычными вещами чего-то самоценного, мы видим только окружающие нас функции: «это стол, за ним едят, это стул, на нем сидят».

Все мы хаем современное искусство, но только помещение привычного предмета, писсуара, например, в музейное пространство, дает нам возможность посмотреть на него вне привычных функциональных связей и понять, что писсуар – красив. Пруст призывает нас видеть красоту как готического собора, так и буханки хлеба. Одинаково. Это он называет развитым эстетическим чувством.

Кроме того, что Пруст учит нас правильно читать, катать слова во рту, как бусинки, наделять литературных героев чертами знакомых людей, он призывает нас научиться «откладывать книгу». Это еще одна заповедь. В свое время он увлекся текстами английского искусствоведа Джона Рёскина. Пруст посвятил ему шесть лет своей жизни, едва не став профессором. Но в какой-то момент осознал, что Рёскин перестал его развивать и, более того, стал препятствием на пути его развития. Если хорошие книги, по мысли Пруста, для своих авторов являются своего рода «заключением», для читателей они должны быть «предисловием». Хороший автор, как мудрый учитель, должен в какой-то момент покинуть ученика, открывая простор для его собственных мыслей. Пруст призывает нас не ждать ответов от книг, ведь они могут быть только стимулом получить эти ответы. Превращать чтение в главный способ познания, обозначает посвятить жизнь изучению инструкций, а не самого мира.

Боттон называет свою изящную книгу учебником, но на первой странице этого учебника вряд ли будет красоваться надпись «Рекомендовано Министерством образования и науки». И вот почему. В XIX веке в России придумали называть литературных героев, лишенных возможности адекватно взаимодействовать с социальной действительностью, – «лишними людьми». Они часто бывали очень симпатичны и добры, умны и чувствительны, но при этом совершенно не способны к любому земному делу. Книжку «Как Пруст может изменить вашу жизнь» можно назвать пособием «Как стать “лишним человеком”». Ведь обществу совершенно не нужны люди с развитым эстетическим чувством, которые вместо того, чтобы, условно говоря, обзванивать клиентов, будут с лицом умиленного наркомана разглядывать телефонную трубку и восклицать: «Какое совершенство линий!» Кому нужен человек, умеющий «зорко видеть», «неспешно жить» и «плодотворно страдать»?

Пруст по наблюдениям современников был настолько беспомощен в утилитарном смысле, что не смог бы смастерить себе бутерброда, но, пролежав большую часть жизни в кровати столько перечувствовал и перевспоминал, что написал «В поисках утраченного времени». Хотел сделать скромный трехтомник, а получилось семь книг. И каких! Откровенно говоря, я читал только первую, но уверен, что шесть остальных не менее хороши. Так что, может быть, и стоит в парочке продвинутых школ апробировать на детях учебник Боттона. В порядке эксперимента, кончено.