5

Очень светлые, теплые воспоминания, сотканные из отношений, стихов, дневниковых записей, интервью, разговоров, рисунков и ценных фотографий. Всё вместе выглядит превосходно. И читателю приготовлена роль стопроцентного наблюдателя.
Вместе с автором переносимся в те далекие дни, где слышно, как шуршат почти растворившиеся в воздухе голоса, и медленно скользят тени тех, кого уже нет рядом с нами. Это понятно и объяснимо. Ведь эти воспоминания принадлежат легендарной женщине неофициальной московской культуры 60-80-х годов, которая во многих ситуациях, помимо посильной, бескорыстной помощи, умела подарить главное: часть самой себя.
Наталья Шмелькова удивительный человек. Настолько яркая, разносторонняя личность, сочетающая в себе отражение многочисленных граней искусства. Она художник, коллекционер, литератор, искусствовед, кандидат географических наук. Общение с ней - это всегда большое удовольствие. Между тем, перед нами её книга, где можно искупаться в сокрушительной атмосфере добра и зла.

Здесь несколько историй. Художник и поэт Евгений Кропивницкий всегда считал, что "искусство должно быть красивым". Ему чужда была любая фальшь, и он себе не изменил и пронес свои убеждение через всю долгую, нелегкую и замечательную жизнь. Пугающая философия мироздания откровенно раскрывается в его стихотворении про огромный жуткий "Чёрный шар", летящий неведомо куда. И еще одни бессмертные и совершенно справедливые слова:

Безобразного и так много в жизни. Литература должна быть логичной, правдивой и мастерски сделанной, как у Пушкина и других замечательных поэтов и писателей. Считаю, что автор должен проявлять свое лицо, а не подражать.
Считаю, что писать глупые стихи, рисовать дурацкие картины, сочинять идиотскую музыку не следует, т.к. это подло и мерзопакостно. Людям, не одарённым в искусстве, грех пытаться изображать из себя "гениев". Таких грешников расплодилось сейчас , как вшей - масса. И от этого искусство завшивело, но это с Божьей помощью пройдёт.
Евг. Кропивницкий, 3 сент. 1977. Москва

Воспоминания об Анатолии Звереве мною читались с повышенным вниманием и интересом.
...Перед глазами вставал тот летний и особенный день конца 70-х, когда моя мама с братом дедушки, который питал слабость к представителям московской богемы, самиздату и прочим диссидентским кругам, отправились на ту знаменитую квартиру вдовы поэта Асеева. На встречу со Зверевым их пригласила Наталья Шмелькова. ...Длинный стол, смахивающий на ожившую иллюстрацию чаепития у Безумного Шляпника. Скрипучая мебель, звонки телефона, творческий беспорядок, каталоги, картины и слова, слова... И сам Зверев - босой, растрепанный, не вполне трезвый, в густой бороде и одежде, неизменно вывернутой наизнанку...
Ах жаль, что я не имела возможности наблюдать всё это воочию! Меня в то время просто еще не было на свете. Зато я бережно храню эти воспоминания по рассказам у себя в памяти.
"Он не мог жить иначе" - атмосфера бесконечных мыслей, ночных бдений и дневной бесприютности были насквозь пропитаны алкоголем, похмельем и величайшим талантом. Такая жизнь располагала к саморазрушению. Но это был выбор Зверева, его "чёрный квадрат". И меняться он не хотел. Ему это было просто не подвластно. Зато какие трогательные и чуткие стихи он посвящал своей музе, Оксане Михайловне Асеевой. "Поэзия должна быть неожиданной", утверждал он. Их союз - удивительные, ни на что не похожие отношения двух совершенно разных людей. Но некая высшая, неведомая сила дернула их друг к другу и крепко приковала на целые 17 лет. Союз гения и "жены художника". Там было все. Только это уже совсем другая история.
Определенный отрезок времени Зверев обитал в доме моего деда. "Зверушечка", называли тогда все его. Так что непревзойдённые сумасбродства, чудачества и художественные выходки, так ярко описываемые Шмельковой, - сущая правда.

Когда лист упадет с дерева
Помяните меня, Зверева...

И ещё одна пронзительная судьба яркой фигуры, замкнутой в круг исторической обреченности - поэт и художник Леонид Губанов.
"Души безумной рваные коленки"... Такие глубокие, печальные стихи. Его опрокинутая реальность съёжилась под мрачными сводами психиатрических больниц, и ранняя смерть в 37 лет. Пророческие строки о собственной смерти, слова вырывались из него вихрем, лились потоком. Это был "филон бессмертья и обаянья светлый паж". Приятельские отношения Шмельковой с Губановым длились почти десять лет. Только виделись редко, общались в основном по телефону.

Задыхаюсь рыдающим небом,
бью поклоны на облаке лобном.
Пахнет чёрным с кислинкою хлебом.
Пахнет белым с икринкою гробом.

И следующая, самая длинная и подробная история о писателе, авторе незабываемой поэмы "Москва-Петушки", Венедикте Ерофееве. С ним Шмелькова была знакома в течение трёх последних лет его жизни. Морально сложные, очень запутанные отношения, переходящие из молчаливого гнева в яростное исступление. Клубок этого творческого безумия разматывался под бдительным оком жены писателя, Галины. Это был её крест, который нужно нести до конца, но только крест этот настолько шаткий, что в любой момент мог обрушиться и задавить своей смертельной тяжестью. Такое под силу не каждому.

Художник Владимир Яковлев. Пожалуй, это самая грустная история. Шмелькова часто беседовала с ним об искусстве, о жизни, обо всём на свете. И многое удалось записать, чтобы после безболезненно восстановить в памяти.

- Володя, а ты музыку любишь?
- Очень люблю, но не всегда. Когда пишу картины, то не люблю. Картины - это сама музыка, а вообще трудно объяснить.
- Ты больше признаешь классическую музыку?
- Больше всего я люблю то, что хорошо сделано.
- А твои отношения с поэзией?
- Пробовал. Писал абстрактные стихи. Чтобы лучше понять, прочувствовать русский язык.

(из записей разговора Н. Шмельковой с В. Яковлевым)

Многие говорили, что один лишь взгляд на его картины вызывает рыдание. Ведь художник практически ослеп и провел долгие дни в психиатрической больнице - одинокий, мечтающий, чтобы кто-то поскорей забрал его отсюда.

Смерть стоит
у взорванного моста.
Смерть запуталась в степи.
И абстрактные картины
Все развешаны мои.