3.5

Один шут гороховый явился со сказкой про знаки зодиака, другой молол невесть что про поезд, который якобы нигде не останавливается, а теперь я должен слушать про сеньориту-невесту, которая, видите ли, не покончила с собой, не приняла по ошибке яд и которую, разумеется, не убивали.

Каждый раз, когда очередной читатель берёт в руки эту книжку в ожидании горячего аргентинского детектива, компадре Борхес, где бы он сейчас ни был, думается мне, хохочет от души. Ибо тому, кто всерьёз ждёт детективов от Борхеса, явно не знакомо одно из выделенных курсивом слов. Знать, кто такой Касарес, в таком случае уже не обязательно.
Перед нами шесть новелл, в которых завязка смутно напоминает классические, то есть набившие оскомину, детективные затравки, а развязка выворачивает их наизнанку по всем правилам постмодернистских игр без правил. Новеллы крепко связаны в единый цикл: красная нить ведёт в городскую тюрьму Буэнос-Айреса, в камеру номер 273, к сквозному герою — дону Исидро Паро́ди, первому в мире сыщику-заключённому; мелкими стежками, сшивающими новеллы между собой, служат второстепенные персонажи, которые попеременно меняются ролями — один из подозреваемых в одной новелле становится жертвой в последующей и т.п.
Скользкий термин «постмодернизм» не без основания соскользнул с моего пера: главный приём, на котором построена вся книга, — само собой, пародия и карнавализация. Всё, что можно, здесь высмеивается и обращается в картон и краски. Детективы, в каждом из которых главный свидетель — болван, не видящий дальше своего носа. Рассказы, где каждый из повествователей — самовлюблённый болтун, изображающий потуги на возвышенный поэтический стиль. Добавьте щедрую россыпь деталей, лукавых подмигиваний мировой и латиноамериканской классике и интертекстуальных шуточек вроде: Смерть, как и почтальон, любит приходить дважды, — и вы поймёте, что относиться к этой книжке серьёзно значит облапошить самого себя.
Однако, как это нередко случается с плодами игр высокого разума, этот плод изящно сделан, но малосъедобен. Несколько раз мне посчастливилось усмехнуться над понятной остротой: например, «это не человек, а вещевая лотерея, никогда не знаешь, чего от него ждать», — но большая часть авторской иронии просвистела мимо моих ушей подобно ультразвуку, по той простой причине, что я не знакома с творчеством дель Кампо и деятельностью Фреголи. Уверена, филолог-испанист хохотал бы над этой книжкой от души.

«А я молчу, как неизвестный солдат».