4 Спойлер Доказательство от противного

Моя рецензия девятнадцатая по счету, поэтому приводить краткое описание трех новелл, включенных в роман, я не буду. Уточню только, что они вложены в друг в друга по принципу матрешки и отдаляются от сердцевины, чтобы в конце романа герой признал, что «в бессмертном мире, центр которого всюду, а окружность нигде … , ничто, когда-либо занимавшее живых людей, не может вполне утратить жизненную силу…».
Иногда книги стоит начинать читать с конца, особенно, если книга раздражает и вызывает омерзение каким-либо особым приемом. Это как раз тот случай, когда ключ дается в конце, и терпеливый читатель будет вознагражден смещением ракурса.
Этот ключ – разговор отца с дочерью перед сожженной картиной, в центре которой был фрагмент великой картины, где от лица рыжеволосой красавицы с узкими зелеными глазами, воплощением вечной красоты, остался только один глаз. Фрагмент превратился в уголь. Этот уголь может стать инструментом и краской художника, а может – словом рассказчика:
«Но мы знаем, что это было, – возразил отец. – И мы знаем, что любовь была прежде жизни. Может быть, этот эротизм избыточен, но божественное всегда несоразмерно и непосильно человеку. Что ж, мы уже не можем ничего изменить, но рассказать об этом – можем…»
Роман прячется за рамки эротико-барочного, мистического, постмодернистского повествования, чтобы в конце раскрыть метафору пожара, как отношения людей и божественного, огня Прометея, который, по словам дона Чемы:
«… отнял у людей способность к предвидению, даровав взамен слепую надежду и огонь, то есть наделил их свободой воли и возможностью влиять на историю. Но нельзя забывать, что чувства старше разума, а потому сильнее».
Из сада Эдема люди изгнаны и живут теперь в садах Виверны, двуного змея, где их захлестывает эротизм, где возвращение к божественному идет через нагнетание дьявольского.
«Что нам остается? Слепо надеяться на Бога, конечно!» – заключает дон Чама. И герои спасаются.