5 Призрак меж людей (Рецензия Сon affetto)

Предисловие.

В школьные годы, я получил за сочинение по Рудину — кол.
Я сдал чистую, почти девственную тетрадку, в которую положил лишь синий цветок… и сердце своё.
Просто я был влюблён в учительницу, не спал ночами, думая о ней.. до Рудина ли мне было?
Помню, когда раздали тетрадки и я увидел — кол, а не 0, меня это… так умилило. На меня смотрели со стороны и думали, что я получил 5 +.
Подняв глаза на учительницу за столом, я поймал её милую и чуточку грустную улыбку.
Сейчас, спустя годы, прочитав Рудина… я хочу исправиться, написав то самое сочинение, от лица самого себя, юного.
Если моя учительница, случайно прочтет это через столько лет, узнает ли она себя? Вспомнит ли меня?
Быть может у неё уже дети, седина в каштановых волосах..

…………………….....

Я вас люблю, Марина Викторовна!
Брежу вами одной и ночами не сплю, думая о вас…
Боже.. простите, простите мне моё признание. Но этот мучительный и сладкий жар в груди, я не в силах больше сдерживать..
Я и так сильно похудел за последнее время. Были даже обмороки..
Ночью взял было в постель томик Рудина, но.. не читалось: лишь ваш милый образ в лиловом платье, стоял передо мной.
Вы одна, только вы были в романе! Роман был полон вами, как и сердце моё..
Вы шли в своём лиловом платье по дорожке вдоль цветущего поля, проведать старушку, ах, вы были и старушкой, (Марина Викторовна! простите.. я в хорошем смысле. Знаете как я вас сильно люблю? Я бы вас любил и старушкой..), и внучкой её (ах, моей ровесницей!… простите...), и ласточкой в небе, и палевым шелестом страниц, похожим на шелест вашего платья, когда вы..  проходите между партами, мимо меня.
Боже, боже.. у меня тогда замирает сердце и мне хочется припасть губами к милым складочкам вашего лилового платья.

Однажды, когда вы проходили мимо, я специально уронил ручку возле вас, за вами, и.. нагнувшись, припав на одно колено, с почти молитвенным благоговением дотронулся сзади до вашего милого платья, и потом поцеловал свои пальцы, прикрыв глаза.
Марина Викторовна! Почему я не осмелился тогда поцеловать ваше платье? Как близко было счастье… Я потом не мог уснуть и плакал в ночи, корил себя.
Да, вы были повсюду в романе. В том числе и Рудиным, взявшегося словно из ниоткуда, как в сказке (столь же феерично, иррационально, внезапно, было только появление Мэри Поппинс), вместо какого-то скучного барона, которого ожидала в гости, госпожа Ласунская в своём поместье, нежно утонувшем в сирени и моих ладонях.
Ах, вы были и Ласунской!
Госпожа Марина Викторовна…
Вам идёт, не находите? И сердце моё рядом с вами.. как сирень на ветру.

Я люблю вас, Марина Викторовна!
Снова я вас смутил.. простите меня. Простите моё красноречие, пылкость.. совершенно рудинскую.
Не поймите меня превратно: я признаюсь вам в любви вовсе не потому, чтобы вы сжалились надо мной и поставили хорошую оценку.
Я читал Рудина. Только ради вас и читал его.. читал и целовал его милые страницы.
Я улыбался ночью в постели и прижимал книгу к груди: мне казалось, что и вы, в этот миг, тоже читаете Рудина, как это делают учителя иногда, перед экзаменом.
Боже.. мы с вами ночью, одновременно, читали Тургенева, и мои губы целовали страницы, на которых сладостно медлила ваша милая рука!
Разве не романтично?

Марина Викторовна… милая, не сердитесь на меня, прошу вас.
Хотите улыбнуться? Я ведь и правда, чуточку ощущаю себя, Рудиным.
Точнее, не им: я никогда ему не прощу трусости в том эпизоде, когда Наташа пришла к нему на свидание ранним утром.
Нет.. не она к нему пришла, её судьба, жизнь её, пришли вместе с нею и доверились Рудину, как лишь раз в жизни душа может довериться и опереться на любимого.
Даже душа не так прочно и вечно связана с телом, как душа наша, всецело доверившись любимому.
Ах, какое место Тургенев выбрал для свидания!
Такое место, быть может, снилось Эмили Бронте..
Оно и мне снилось: я и вы.. на утренней заре. Мы прогуливаем первый урок. Стоим, тихо обнявшись — ах, дайте помечтать, не сердитесь! не улыбайтесь!! -  на месте старого пруда, заросшего травой и цветами: рядом стоят высокие деревья, словно смуглые и печальные ангелы..
Мне нравится, что вы смуглая, Марина Викторовна.
Вы не подумайте, я вовсе не сравниваю вас с деревом… деревьями.
Боже, что я пишу…
Простите, простите!

А потом, после свидания и нашего жаркого объяснения, вы целуете меня в лоб, говоря шёпотом,тоже,жарким: до встречи вечером, мой родной… и спешите в школу, на 2 урок.
Ваши милые, смуглые ножки в голубых босоножках, мелькают в цветах, в лиловой пене цветов… ах, Афродита моя!
Вы исчезаете в пене цветов, а я тихо сажусь в цветы, падаю спиною.. душою.. в доверчивую прохладу синих цветов, и, закрыв глаза, поворачиваю лицо и с наслаждением целую нежно-примятые цветы, где только что стояли ваши милые ножки..
Лежу в цветах и с улыбкой смотрю в голубое, высокое небо князя Болконского, словно раненый Амуром, в грудь… живот, плечи, ладони и лоб..
Боже, зачем я написал про ладони… глупый подросток!Простите, Марина Викторовна.
Я похож на святого Себастьяна, уснувшего в счастливых цветах…
А в это время, святому Себастьяну, ставят неуд, по химии.

Но я отвлёкся, и позволил себе смелость мечтать о нас вслух..
О чём я говорил? ах, да, что я из породы Рудиных.
Вы не подумайте, я не трус, и не предам ни друга, ни любимую, ни Родину, истину. ни словом, ни делом.
Но есть люди, души.. словно недоделанные, похожие на вечный месяц, одиноко взошедший в ночи.
Никогда у них не будет полнолуния. Никогда не будет взаимной любви, счастья.. да даже, друзей.
Они словно гонимы всегда, их сердца вечно рвутся куда-то, словно душа из тела, словно им нет в этом мире места, нигде.
Я в юности читал немецкую повесть с таким названием, о трагической встрече поэта Генриха Клейста, покончившего с собой, и поэтессы Каролины фон Гюндероде, тоже, покончившей с собой..
Боже, как мне хотелось в конце романа, обнять Рудина и прижать его к груди!
Меня бы кто обнял.. один, один, вечно один.

Вы помните, я писал о том, что читая роман, вы были для меня и Рудиным?
Я хотел поцеловать Рудина, вовсе не думая о Вас.. я хотел просто поцеловать Рудина, а не вас.
Простите, Марина Викторовна, я снова темно изъясняюсь — идиот! — и сам себя плохо понимаю: я бы вас хотел поцеловать и Рудина…
Боже.. как громко бьётся сердце! Я прикрываю его рукой, чтобы его не услышали в классе.
Знаете, кого мне напоминают такие люди как Рудин.. как я?
Есть такой термин: кесарёнок. Кесарята..
Это дети, которые при рождении не проходят через материнское лоно, и потому как бы не рождаются вполне, их головка не притягивается, и потому в них есть что-то призрачное и нежно-ранимое: их головки всю жизнь теснят нездешние и прекрасные мысли, сердце теснят чудесные чувства.. и вся их судьба словно бы бессознательно ищет того пути родовой муки рождения, часто, кровавой, где сердце и судьба, тесно пробирались бы к свету: рождение, длинною в жизнь.

Но порой для таких неприкаянных и бездомных судьбой и душой людей, как Рудин, именно любовь является подлинным рождением, её мукой и счастьем, а синестетически, тёмное сияние любви, схоже со смертью, итогом пути, то таким людям сложно отдаться ей вполне.. это чем-то похоже на самоубийство.
Ах, быть может, души на том свете видят что-то такое, что кончают с собой, рождаясь в жизнь.. умирая в жизнь.
Марина Викторовна.. а ведь ради вас, не страшно и умереть, из-за вас можно и покончить с собой..
Вы… роковая женщина.
Но если человек, из породы Рудиных, полюбит, и вместо слов заговорит его сердце, дела, то это.. это…
Простите, потерял мысль. Вечно я всё теряю. Вчера ключи потерял, сердце...(это не связано). Переживаю сильно.
Ещё и девочка Вика за партой слева, улыбается мне.
Она… кажется, подозревает, что я вас люблю.
Она милая... и заколка в её каштановых волосах тоже, милая, в виде синего жучка...
Что-то я увлёкся.
Рудин мог часами увлечённо говорить о прекрасном, как Коперник о звёздах, а я, сидя за партой и глядя на вас и забыв обо всём на свете, могу часами смотреть на чудесную склонённую головку над тетрадками, на ваш милый носик, удивительные глаза, чуточку разные, цвета крыла ласточки..

Кстати, знаете, на что похожи души Рудиных?
На зарницы счастья...на сны о счастье, любви.
Кто-то из поэтов сказал: на свете счастья нет, но есть лишь его зарницы..
Такие люди несчастны и судьбы их неприкаянны, и похожи на призраков, но именно они не дают нам забыть, что где-то за горизонтом этого грустного мира, есть подлинная красота и чистый свет любви: в нас самих это всё есть.
Марина Викторовна.. мне сейчас пришла прекрасная мысль. Сказать?
Если сложить то расстояние, какое птицы преодолевают за жизнь в своих миграциях, перелётах осенних, весенних, в жаркие, почти райские страны, то выйдет блаженное расстояние, почти.. ах, почти, дотянувшееся до луны!
Поэтически и трагический образ, правда? Тургеневу бы понравился..
Птицы, летящие осенью на луну… и бессильно замирающие в чёрном безмолвии холодного космоса, навсегда, блеснув путеводной и падшей звездой..

Так и сердце моё, Марина Викторовна, замерло на расстоянии дыхания от вас.. моя жизнь, самый мой возраст, замерли возле вас.
Боже мой.. как мне сейчас хочется прильнуть губами к вашей смуглой руке, о чём-то мечтающей на столике, возле томика Тургенева.
О чём вы сейчас думаете, Марина Викторовна?
А когда вы я стою у доски, словно перед расстрелом, с мыслями о вас, счастливый и бледный.. и ничего для меня не существует, кроме вас, вас одной.. а вы и не догадываетесь, вы с улыбкой подходите ко мне помочь и помогаете, пишете что-то на доске своей милой рукой…
Ах, сколько раз я удерживал себя, чтобы не прильнуть к ней жарко губами, у всего класса на глазах!!
Чтобы сказали ученики? В классе, на миг, воцарилась бы космическая тишина..

Я недавно читал мемуары Альфонса Доде (да, Марина Викторовна, я странный подросток: я не читаю фэнтези, и школьная программа меня мало интересует.. мне кажется, душа моя родилась в 19 веке).
Он вспоминал, как Тургенев рассказывал ему о встрече с мельничихой.
Милая, застенчивая девушка, с удивительными глазами, чуточку разными, цвета крыла ласточки… смотрела на Тургенева, стоя в цветах, а он собирался в город и ласково спрашивал, что ей привезти.
Девушка улыбнулась смущённо и промолвила: мыла мне душистого привезите..
- Зачем тебе мыла? Я тебе могу шёлковый платок привезти, французские часики, могу…
- Нет, просто душистое мыло… у меня тогда руки будут, как у барынь, которым.. вы целуете ручки.

Боже мой, Марина Викторовна! До слёз, до слёз!!
Как это прекрасно и.. грустно!!
Доде — ужасный писатель. Злодей!!
Это кем нужно быть, чтобы рассказать это, и не упомянуть самого главного, что сделал Тургенев?
Поцеловал ли он в тот же миг, милые, смуглые ручки девушки?
Ах, я бы поцеловал… припав на колени, в синие цветы..
Если Доде знал, что сделал Тургенев и намеренно не написал — он писатель-садист.
Если не спросил об этом Тургенева — писатель-мазохист.
Как и я.. как и Рудин. Я… я… люблю вас, Марина Викторовна!
Простите, простите меня…

Хотите улыбнуться? Вам не показалось, что Тургенев в романе своём, в письмах Рудина и Наташи, обыграл письма Онегина и Татьяны? А в том чудном эпизоде  утреннего свидания в пересохшем пруду, заросшего цветами.. зеркально всё перевернул, словно в кошмарном сне Тани: это похоже уже на последнюю встречу Онегина и Татьяны, но уже душа Рудина словно говорит: но я другому отдана! Другому делу, истине… быть может старой и не нужной миру.
Прекрасный, рыцареподобный Рудин… моментально превращается в жалкого труса, в юную девочку (ну, мальчика, без разницы), в ребёнка, в общем, в эдакого медвежонка, толом не знающего, чего он хочет, боящегося взять ответственность в свои руки.
А юная Наташа… боже! Какая любовь в ней просияла, осветив всю её душу, судьбу!
Она взрослее, лучше, мужественнее и рыцарственнее Рудина в этот миг!

В Наташе, в этой 17-летней девочке, тёмные воды любви, так и плещут, и этих таинственных вод хватило бы, чтобы вновь наполнить пересохший пруд, где и происходит свидание.
Боже… да это же идеальный символ для Рудина! Это.. загробное место почти, Стикс пересохший, пересохшей жизни и души, Рудина.
Такая как Наташа, любящая всем сердцем, всей судьбой.. может сделать счастливым, любого мужчину.
Как и вы.. Марина Викторовна, любого подростка. Ну, мужчину, то есть.
Боже, что я опять пишу… Простите, простите моё глупое юное сердце!
В нашем безумном мире как-то забыли, что значит любить всем сердцем, всем своим существом, всей судьбой: дружат, любят, живут.. вполсердца, вполсудьбы, оставляя место для отступления, для хотя бы шажка в сторону.
Ах… если бы только Рудин позвал Наташу за собою! Она бы придала ему крылья.
Или.. кто знает, на сколько его душа уже была опустошена?
Возможно, Наташа скиталась бы с этим несчастным Рудиным по трущобам в Париже и кончила бы свою жизнь.. на панели, эдакой тургеневской Сонечкой.

Может и хорошо, что Рудин струсил.
Знаете… так смертельно больные, порой подрезают свои чувства, свои крылья… не давая им свободу, боясь заразить любимых своим адом и болью судьбы.
Но всё дело в сознательности поступка, верно? А у Рудина этого не было. Он словно ребёнок, пускающий в небо воздушного змея, запустил своё сердце, в любовь, совершенно искренне и по детски, жил одним мигом, красотой вечной… словно забыв о теле, будущем. Понимаете? Он мыслил как призрак, у которого нет прошлого и будущего, нет тела, есть лишь вечность слов и снов. И в этом его вечная вина... перед Наташей. Это похоже на проклятие.
Марина Викторовна.. скажите честно: Тургенев ведь слукавил, да?
Для такой девушки, как Наташа.. любовь — равна жизни.
Она всей душой опёрлась на любовь. Понимаете? Всей.. сейчас это мало кто понимает.
И если таких людей предают — они погибают.
Тургенев, разумеется, пожалел читателей, написав, что Наташа справилась с болью и вышла замуж…
Но кто в это поверит, Марина Викторовна?
Помните эту дивную строчку любовной муки Наташи, женского сердца, равную Цветам зла Бодлера: Тёмные волны, без плеска, сомкнулись над её головой и она ушла ко дну, застывая и немея.

В одном редком письме к Полине Виардо, найденном совсем недавно, в 2002 году на чердаке в гостинице Баден-Бадена, в старом чемодане вместе с письмами к Анатолю Франсу, Доде, Виардо, описывается черновой вариант… гибели Наташи: она утопилась в реке.
Русская Офелия…
Боже, какое прекрасное описание гибели души, любви. неба, бьющегося в груди.
Такой силы описание смерти, можно встретить лишь у Толстого.
Почему Тургенев не включил это в текст? Бог весть..
Но, боже! Как всё гармонично! Пересохший пруд, пересохшая судьба Рудина.. пересохшие от жара и бреда, губы Наташи, когда она шла топиться..
Душа Наташи переполнена любовью, которой бы хватило не то что на этот пруд, а на весь мир.. и вот это спасение мира, гибнет, пруд наполняется незримыми тёмными водами..

Ах, Марина Викторовна… не будем, не будем говорить о Рудине, об этом литературном брате Обломова, приснившемуся ему в посмертном бреду.
Давайте… поговорим о вас? О любви?
Хотя.. я забываюсь, простите. Это не письмо и не свидание, а всего лишь.. школьное сочинение.
Боже, как стыдно…
Знаете, о чём я сейчас думаю?
Ни за что не угадаете. И с 1000000 раза.
О мозге Тургенева.
Вы знали, что он весил больше всех известных взвешенных мозгов гениев? Больше 2 кг.
Мозг Анатоля Франса, к примеру — 1,5 кг.
Я тоже пытался взвеситься. Встал на колени с грацией графа, восходящего на эшафот, и положил голову на весы.
Закрыл глаза и думал о вас.
Вошла мама…  и подумала, что я под таблетками.

Вы думаете я брежу? Нет. Я вот к чему: известно, что в роду Тургенева, и с той и с другой стороны, были люди с эпилепсией и с эпилептоидным характером. Даже брат Тургенева страдал эпилепсией, а известно, что большой мозг влияет на стабилизацию судорожных и психических рефлексов.
Быть может сама природа создала в Тургеневе, идеальный, райский тип.. Рудина, пусть всё так же несчастного в любви, но светящего людям, и словом, и делом?
А мозг простого синего жучка из отряда Laonicus, вообще, с головку булавки, но он в ночи ориентируется по млечному пути.
Прекрасно, правда? Мозг, размером с далёкую звёздочку в живом существе, спешащего к своей любимой…
Он может её никогда не встретить. Но разве это важно для шестилапкового Рудина в его звёздном пути?

Марина Викторовна… вы помните описание свидания Рудина и Наташи в вечерней беседке, нежно утонувшей в сирени, акациях? Боже.. какое волшебство и гармония!
Словно благолепная тишина звёзд сошла на землю.. как Афродита из пены. Сбылся стих Лермонтова: и звезда, с звездою говорит.. но уже не звёзды говорят друг с другом, а два любящих сердца… сотканных из звёздного вещества.
Ах, такая совершенная, просиявшая гармония, знакома эпилептикам, за миг перед припадком.
А здесь.. жизнь Рудина — предвосхищение припадка. Это невыносимо, невыносимо… бедный. Как мне его жаль!

Ну вот и подошло моё сочинение к концу. Раздался звонок.
Все идут сдавать тетрадки на ваш милый стол..
Иду и я.. неся алую тетрадку в руках, прижав к груди, словно моё обнажённое сердце.
Боже, боже! Как хочется взобраться на парту, как Рудин на парижские баррикады, поднять тетрадку вверх, подобно знамени любви и свободы, и.. крикнуть, изумив всех в классе: я люблю вас, Марина Викторовна!