5 "Как полно я ощущал природу прилепленной ко мне"

(Внимание. Возможно, присутствуют спойлеры, которые необходимы для большей убедительности изложения.)

Обожаю Вл. Набокова. Это один из немногих литературных классиков, которые были способны по-настоящему удивлять. Открывая любую его книгу, сразу ощущаешь, что прикасаешься (метафизически) к чему-то необычному, утонченному, к сверхбогатому по вкусу и колориту повествованию. Вообще как примерный читатель я могу сказать — им невозможно не восхищаться, как сочинитель чувствую — ему нельзя не подражать. В этой книге как нигде господствует непревзойденный язык Вл. Набокова. Он умел с присущим ему тонким юмором и выразительностью описывать самые обычные сцены и обстановки, внося в рассказ столь яркие, ироничные и саркастические, штрихи, что они полностью заполняли собой пространство, погружая читателя в красочный, многозначительный, потрясающий по разнообразию мир.

Поэму в переводе на русский язык Веры Набоковой можно читать как изысканную прозу. В ней много метафорических отсылок, которые, чувствуется, невозможно описать простыми словами. Скажем, аллегория птиц в качестве родителей-орнитологов, которых теперь ты видишь тысячи (родителей), и они все такие сердобольные. Или изощренные формы воспоминаний: все слепки картин детства остались на исподе век, и они возникают в памяти, как только поминутно закрываешь глаза. Или описание мысленных уподоблений кому-то пальцев, когда герой, стоя у окна, подстригает на них ногти. Вся поэма насыщена множеством приемов, с помощью которых писатель передает чувства героя, его многообразный внутренний мир, необычайно лирическую атмосферу в его воспоминаниях, тонкие мелодии и броские картины влюбленности, тишины, мечтаний, порывов доброго сердца.

Комментарии к поэме — как отдельный роман, поясняющий ее содержание, создающий некую волнительную ауру, будто подготавливающий читателя к наплыву эмоций в поэме, но закономерно предложенный вниманию следом за ней. Это словно связанные прочной нитью, взаимозависимые произведения, однако противопоставляемые по ходу дела одно другому. В основе одного — высокий творческий порыв, а в другом — необычайная глубина восторга, удовольствия от того, что причиной подобного же отклика могли явиться вполне реальные дружеские отношения двух авторов. И вся гармония их взаимодействия, в таком случае, кладется на один поднос даров природы, о котором, конечно же, в произведении речь не идет. Раньше на Западе тоже ведь не принято было восхищаться чувствами на неположенную тему, однако сколь часто они могли быть основой творческих удач, никто не знает. Это уже домыслы, возникающие непосредственно после прочтения книги, но, возможно, они обретут у читателя веские основания.