0 "Волшебная гора"

...очень страшная книга, реальный ужастик. Все эти, которые публикуются в серии "мастера ужасов", - младенцы, пугающие собственными какашками, по сравнению с автором "Волшебной горы". У него в арсенале нет динамичных сюжетов про призраков, вурдалаков или какого-нибудь ктулху; он не описывает лужи зеленой блевотины, разлагающуюся плоть и кровавые надписи на зеркале; его персонажи - не маргиналы, обитающие в трущобах. Напротив, он очень плавно, нарочито неторопливо даже, описывает приличных, хоть и заурядных людей, в очень приличном месте. И хотя эти люди все больны смертельной болезнью, автор обходится с темой максимально деликатно: никаких тут тебе скорби и трагизма. Наоборот, всячески подчеркивается, что нагнетать ни к чему, мало ли чего бывает. Более того, кошмарные обстоятельства могут заключать в себе одновременно и нечто забавное, даже смешное. И тем не менее к двухсотой странице я ощутила давно забытый внутренний холодок - мне стало жутко, как давно не было при чтении.

Это произошло потому, что Томас Манн создал живого героя, такого, в которого читатель погружается, нет, в которого читатель облачается. И вот, поначалу ты, как и он, лишь с любопытством вытягиваешь шею, как зевака, как посторонний, с болезненным интересом наблюдающий отдельные проявления чего-то страшного, но как бы за забором, чужая трагедия - с тобой-то ничего подобного не случится. А детальки капают, капают со всех сторон, техника тысячи мелких порезов, и постепенно закрадывается шальное подозрение: а в такой ли уж ты безопасности?.. И отрицательный ответ приходит в тот момент, когда ты уже ничего не можешь поделать - спеленут и обречен.
Ах, это давно утраченное умение писать про человека, творя художественные образы персонажей, - постмодернизм уничтожил его. В художественную задачу литературы постмодернизма не входит создание человеческих образов, которым читатель мог бы сопереживать. Там не человеческие образы, а персонажи-носители идей, взглядов, метафор, философий, картин и прочей авторской эрудиции. Ну, кому там можно сочувствовать, с кем сопереживать у Пелевина? Сорокина? Шмаракова? Их персонажи - гомункулы, сотворенные вертеться в запаянной колбе среди разнородных элементов. В колбе отражается лик творца. Ради этого все и писалось.
Конечно, в "Волшебной горе", как всегда у Манна, туча рассуждений и отступлений. Но они - не то, что в "Иосифе...", - не особо цепляют, многие кажутся спорными, нередко банальными. Однако само здание романа возведено фантастическое по силе реалистичного впечатления. Учитесь, постмодернисты, как надо сплетать самую невозможную фантастику с самым приземленным реализмом, тайну с заурядностью, страх с глумлением, заворачивать смерть в верблюжье одеяло и живого человека превращать в миф.