4 "El sueño de la razón produce monstruos"

"Сон разума рождает чудовищ" — первое, что приходит на ум во время чтения этого небольшого рассказа. К слову, эта испанская поговорка получила широкую известность благодаря испанскому же художнику и гравёру Франсиско де Гойя — так названа самая известная из его гравюр (офорт №43), входящих в серию "Капричос". Художник сопроводил свой рисунок следующим пояснением:

Когда разум спит, фантазия в сонных грёзах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений.

Повествование ведётся от первого лица и, как это часто бывает у Набокова, мы имеем дело с ненадёжным рассказчиком. Его ненадёжность объясняется ещё и тем, что рассказчик болен, и не просто болен, а находится на грани жизни и смерти. Поэтому выяснить, с чем мы имеем дело — то ли это игра фантазии, то ли плод галлюцинации рассказчика, то ли пересказ его сна — не представляется возможным. Думаю, каждый волен трактовать прочитанное по-своему. Скорее всего, опытный мистификатор Набоков этого и добивался.

Где-то далеко, в дикой, ещё никем не исследованной местности, где не ступала нога белого человека, движется небольшой отряд: трое европейцев и восемь туземцев-носильщиков. Утомлённые путники направляются к холмам Гурано, оставив позади таинственную страну Зонраки.

Не ищите эту страну на карте — её там нет. Это выдуманная страна, как и многие другие названия, встречающиеся в этом рассказе. Например, напиток "вонго", порфироносное дерево,  чернолистая лимия, растение Valeria mirifica и наверняка что-то ещё.

В конце концов туземцы сбежали, прихватив с собой всё снаряжение европейцев — палатку, складную лодку, съестные припасы и коллекцию найденных артефактов. Трое европейцев остались совершенно одни на этой неизвестной земле — terra incognita. В этом диком чужом краю опасность подстерегает их на каждом шагу, и они не знают, удастся ли им выбраться.

Герой по имени Вальер, он же рассказчик, подхватил местную тропическую лихорадку и потому пребывает в состоянии горячечного полубреда. Находясь под действием хинина, он с трудом может отличить реальность от галлюцинаций.

Значительная часть этого небольшого рассказа отводится как раз описанию этих самых галлюцинаций, а также фантастическому ландшафту местности, куда привела наших героев неуёмная жажда приключений. И это очень красиво, достоверно и объёмно! Автору удаётся добиться того, что принято называть "эффектом присутствия".

Томная жара, бархатная жара. Душно пахли перламутровые, похожие на грозди мыльных пузырей, соцветья Valeria mirifica, перекинутые через высохшее узкое русло, по которому мы с шелестом шли. Ветви порфироносного дерева, ветви чернолистой лимии сплетались над нашими головами, образуя туннель, там и сям прорезанный дымным лучом; наверху, в растительной гуще, среди каких-то ярких свешивающихся локонов и причудливых темных клубьев, щелкали и клокотали седые как лунь обезьянки, и мелькала подобно бенгальскому огню птица-комета, кричавшая пронзительным голоском.

Где происходили эти события, происходили ли они на самом деле, и удалось ли рассказчику выбраться из этой передряги? Наверное, удалось, судя по тому, что он рассказал нам эту историю. А может, это его дневниковые записи, которые случайно попали в чьи-то руки? Или это был просто сон? Сон разума, рождающий чудовищ...